— Там хлеб с маслом, каша и яйцо.
— Тебя это не волнует? — сказала я.
— Что именно? — ответил он, голос был напряжен.
— Это. Все это. Я здесь. В лохмотьях. Ты ведь знаешь, чье это платье? — он молчал. — Я — твоя сестра, — сказала я. — А как же «семья важнее всего»?
На этом он развернулся с холодным лицом.
— Как думаешь, откуда я пришел, Эррин?
— Я знаю, откуда ты пришел. Ты ездил убивать наш народ по его приказам.
— Я проверял нашу мать. Нашу мать, которую я привез сюда из приюта, — сказал он.
— Ты обвиняешь меня? Ты нас бросил, помнишь? Бросил на три месяца. Если кто и виноват, так это ты, — он не ответил, тишина стала густой, застывая, как жир. — Как… как она? — спросила я, когда стало невыносимо, и он вздрогнул, но промолчал, и я поняла, что каждый удар сердца наполняет мою грудь страхом. — Лиф?
Он повернул лицо, и на его профиль упал зимний свет.
— Не знаю. Она не ест. Не спит. Только смотрит. Она не может… Не заботится о себе. Совсем, — он повернулся ко мне. — Такой она была? Потому оказалась там? Потому что сошла с ума?
— Она не сошла с ума, — я склонилась и впилась в одеяло кулаками. — Он сделал это с ней.
— Что сделал?
— Спроси у него. Спроси о куклах. Спроси, что он делал с ними, с ней. Со мной. Он сделал из нас кукол. Он приходил в мои сны по ночам и заставлял ее нападать на меня каждое полнолуние. Он назвал это шуткой. Три месяца он так делал. И все еще делает. Точно. Ты не видишь, что он — чудовище? Ты работаешь на чудовище.
— Я не могу… — сказал Лиф и бросился по комнате к двери.
Я шагнула к нему, вскинув руки, и он схватил меня за запястье, я вскрикнула, ощутив боль от его хватки. Он тут же отпустил меня и побледнел.
— Прости, — сказал он, потянувшись ко мне, но я отпрянула.
— Послушай меня, — прошипела я. — Он три месяца шептал в ее голове. Она уже горевала из-за папы, а потом пропал ты. И пока ты убивал в Лормере по его приказам, он был в ее голове, заставлял ее вести себя как зверь.
Лиф покачал головой, и я оскалилась, показывая надбитый зуб.
— Она сделала это, пока он управлял ею. Она напала на меня и бросила на пол. Наша мама, Лиф. Разве она так сделала бы? Спроси Сайласа. Он тебе расскажет. Он был там. Пока тебя не было, он был там и все видел.
Он смотрел на пол, и мне показалось на миг, что я достучалась до него. Но потом он поднял голову и посмотрел на дверь за мной.
— Я приду позже и отведу тебя на ужин, — тихо сказал он. — Постарайся надеть что-то подходящее.
— Это все, что у меня есть! — я распахнула дверь шкафа. — Ее летние платья — все, что у меня есть.
— Ты могла бы попросить теплую одежду, — сказал Лиф. — Я пришлю что-нибудь, — он развернулся и ушел.
Я слышала его шаги по лестнице, медленные, неспешные, и крикнула ему вслед:
— Почему тебе все равно?
Я захлопнула дверь, бросилась на кровать и кричала в затхлую подушку, пока не заболело горло, пока я не задрожала от холода или ужаса, я не знала точно. Я перекатилась на спину и смотрела на потолок, не переставая дрожать. Я укуталась в одеяла, но не могла согреться.
У него была я, мама, Сайлас и Лиф. Сайлас лишится всей крови из-за Эликсира. Меня он убьет, когда ему надоест игра. И Лифа, скорее всего, тоже убьет.
Глава 10:
Лиф сдержал слово. Когда я вернулась, проведя зря день в библиотеке — Мерек не пришел — я нашла на кровати сложенное платье. Окно было открыто, появилась вязанка бревен, и я подумала, что он принес это сам.
Платье было смятым, пахло затхло, его явно взяли из сундука. Когда я повесила его проветриваться, черные пятна плесени стало видно на кружевном воротнике и манжетах, слой пыли поднялся в воздух, заставив меня отпрянуть. Но платье было длиннее, чем платья Твайлы, а голубой бархат обещал больше тепла. Я примерила платье, и оно оказалось великовато, но все равно сидело лучше. Я надеялась, что запах будет отгонять от меня Аурека.
Лиф ничего не сказал об этом, когда пришел забрать меня. Он снова был в черном и тенью шел по коридорам с мрачным видом, повязка на глазу только усиливала облик. Он двигался решительно, потеря глаза не причиняла ему проблем.
— Чье это было платье? — спросила я, когда поняла, что общаться он не хочет. — Королевы?
Он ответил не сразу.
— Не знаю.
— Где ты его взял?
— В сундуке.
— Как мама?
— Отдыхает. Путь был долгим.
— Когда я смогу ее увидеть? — он не ответил, и я спросила снова. — Лиф, я хочу ее увидеть. Когда?
— Когда разрешит Его светлость.
Он спасся от моего ответа, мы завернули за угол к главному залу, и двери распахнулись, поддерживаемые големами, которых Аурек держал при себе как личную стражу.