Лиф посмотрел на оставшихся стражей. Все стояли с опущенными плечами, смотрели на землю, пытались сделать себя маленькими, словно это спасло бы их от гнева Аурека. Он скользнул по ним взглядом, не задержавшись на женщинах и ребенке. Но, когда он дошел до Мерека, он замер и нахмурился.
Он успокоил себя, отвел взгляд, словно что-то вспомнил. А потом он улыбнулся, медленно и без радости, и я больше не чувствовала под собой земли.
— Ты же был тем слугой, да? — сказал он Мереку. — Ты принес напиток?
Мерек поднял голову с вызовом во взгляде.
Он знал, и я понимала, что Лиф узнал его.
— Или нет? Может, я ошибся. Может, ты не играл, — тихо сказал Лиф, глаза Мерека расширились.
Лиф повернулся к Ауреку.
— Не знаю насчет крысы, Ваша светлость. Но могу поклясться жизнями своей матери и своей, а если можно, то и сестры, что я — не часть Восхода. Но я не могу поручиться за Эррин.
Теперь уже был удивлен Аурек.
— А если я убью ее?
— Мама будет скучать по ней, — просто сказал Лиф. А потом огляделся, и выражение его лица с лишенного эмоций перешло к смятению. Он повернулся по кругу, словно забыв об Ауреке, Мереке, обо мне и Восходе.
— Что такое? — Аурек вглядывался во тьму.
— Простите, я… где моя мать?
— Что?
— Я ходил в Башню Доблести, но ее там уже не было. Я не вижу ее…
Аурек помрачнел.
— Вот почему тебя не было там, где я приказал тебе находиться.
Мы с Лифом смотрели на него.
— Прошу, Ваша светлость? — спросил он.
— Я переместил ее в Башню Победы после случая с крысой. Я подумал, что там она будет защищена лучше, если придет Восход.
Лиф посмотрел на меня, словно у меня был ответ. Я не понимала, играет он или нет. Я не могла прочитать его. Он посмотрел на Башню Победы, огонь вырывался из каждого окна, комнаты за ними пылали.
— Нет, — слабо выдавил он, я еще не слышала его голос таким. А потом он бросился к замку.
Поняв причину, я последовала за ним.
Големы замахнулись на него, когда он пробежал мимо, один пошел за ним, но застыл на месте и медленно повернулся к толпе, когда я миновала его. Я понимала, что Аурек приказал им не трогать нас.
Я бежала за братом, он пропал в дыму за дверью. Я собралась идти за ним, а он вышел, закрывая рукой лицо, сильно кашляя.
— Слишком жарко, — выдавил он, схватил меня за руку, забыв о том, что происходило пару мгновений назад. Мы цеплялись друг за друга, пока оббегали башню в поисках другого входа.
Дверь горела, дым поднимался в небо, и Лиф повернулся и потащил меня к первой двери. Но теперь и там был огонь, и я схватила руку Лифа обеими руками, впилась пятками в землю, чтобы остановить его.
— Ты умрешь, — всхлипнула я, пока он убирал мои руки.
— Там мать, — рявкнул он и оттолкнул меня.
А потом мимо нас прошла высокая серая фигура, направляясь в огонь. Я смотрела, открыв рот, как голем входит в пламя, жар ему не вредил. Я повернулась к Лифу и увидела, что Аурек присоединился к нам. Он не смотрел на нас, глядел на огонь, свет отражался в его глазах, и они будто горели.
Несмотря ни на что, мы стояли втроем и смотрели на дверь, ожидая движение. Когда я посмотрела на брата, то увидела, что из его глаза текут слезы, и мой желудок сжался.
Голем вышел с чем-то черно-красным и дымящимся в руках, и Лиф взвыл и упал на колени.
Поверхность голема выглядела бледнее, по ней пошли трещины, он протянул к нам руки и рассыпался в пыль, как перегретый на огне горшок. То, что было в его руках, упало на землю.
Я повернулась к Ауреку, не зная, зачем, а он смотрел на меня безжалостными золотыми глазами.
— Я не знал свою мать, — сказал он.
Глава 13:
Он больше ничего не сказал и ушел, оставив моего брата на коленях, и я смотрела ему вслед, онемев. Я посмотрела на вещь на земле и пыталась убедить себя, что это мама, но я ничего не чувствовала. Это не было похоже на человека. Это не было похоже ни на что.
— Мне так жаль, — всхлипывал Лиф, впиваясь пальцами в землю. — Мама, прости, — он не звал ее мамой с восьми лет. Я вспомнила, как он впервые назвал ее за ужином матерью.
«Передай масло, мать», — сказал он, и она была так удивлена, что уронила ложку и расплескала суп.
Мама умерла. Она была мертва. Она уже не расплещет суп. Я не увижу ее улыбку. Она никогда не заплетет мои волосы короной. Я никогда не попробую снова ее хлеб или масло. Она никогда не коснется холодной рукой моего лба, когда я простужусь.
— Это твоя вина, — сказал кто-то, а Лиф посмотрел на меня. — Это твоя вина, — повторил голос, и я смутно понимала, что это мой голос. Мои слова. — Ты привез ее сюда.