- В чем дело? – я склонилась к Хоуп. Ее лицо было мрачным в тусклом свете огня.
- Аурек продает схваченных алхимиков, - сказала она без промедления. – Он предлагает их богачам и мэрам городов. Они получат себе алхимиков и золото, если поклянутся в верности ему. Если они используют своих людей и силы для Спящего принца, если они будут подавлять восстание в городах, тогда они смогут забирать себе все золото своих алхимиков, без налогов и вопросов. Двое алхимиков уже убили себя, чтобы не стать рабами.
- Он продает их?
- На аукционе.
Я поняла ужас Нии.
- А Ката? – спросила я, Сестра Надежда покачала головой.
- Мы не знаем. Но нужно скорее добраться до них.
- Но не все они такие испорченные, да? – сказала я. – Кто-нибудь ведь отвернется от него.
Хоуп посмотрела на меня без эмоций.
- Он предлагает им и Эликсир. Как только они проявят себя, что бы это ни значило. Вечная жизнь для тех, кто будет на его стороне.
Ужасающая ярость поглотила меня, и я не могла двигаться. Как он посмел предлагать использование тел алхимиков как плату для тех, кто будет управлять жителями городов? Боль в ладонях заставила меня опустить взгляд и увидеть, что я сжала кулаки, ногти впились в кожу. Я разжала их и положила ладони на колени, а потом глубоко вдохнула.
- Что нам делать?
- Тебе решать, - сказала Хоуп. – Я могу показать этим людям, что ты не опасна для них, но не могу заставить идти за тобой. Это делать тебе. И скорее. За твою голову назначена награда, Твайла. Эта зима будет сложной. Тебе нужно предложить им что-то лучше, чем предлагает он.
Она была права. Конечно. Но как?
Они дали нам одеяла, Стуан помог Кирину соорудить для нас палатку в стороне от остальных, видимо, из-за меня. Огонь погасили, первые стражи заняли свое место, Кирин вызвался присоединиться к ним. Я свернулась рядом с Нией, потерла ее плечо. Она похлопала меня по спине, но ничего не сказала. Хоуп лежала за мной, и я слышала храп и сопение из лагеря. Мне нужно было, чтобы они пошли за мной, чтобы уважали меня. Но не как Хелевису, не из страха. Я не была такой и не хотела становиться или даже притворяться такой. И я хотела, чтобы они перестали избегать меня, я хотела их верности. Чтобы они полюбили меня.
И я попробовала. На следующий день я задержалась за завтраком, наблюдая, чтобы понять, как работает лагерь, кто главный. Это напомнило немного жизнь во дворце, где я пыталась разгадать иерархию. Вчерашние мужчины, включая Стуана, ушли в лес, как только доели, как и еще одна группа, три женщины и мужчина с луками. Они были важными, охотниками и защитниками лагеря. Двое мужчин с хаганским акцентом общались у костра, затачивая ножи и мечи. Оставшиеся люди, включая леди Шасту, начали собирать вещи для стирки, и я воспользовалась шансом.
- Позвольте помочь, - сказала я. – Я хочу быть полезной здесь.
Они переглянулись, и мы все повернулись к поварихе, смотревшей на меня. Она была главной. Ее нужно было склонить на свою сторону.
- Там достаточно людей, - сказала она.
- Может, я тогда помогу с едой? – попыталась я снова.
- Мне не нужна помощь, девчушка.
- Я хочу что-нибудь сделать.
- Нужно опустошить горшки, - сказала женщина позади меня, но я, обернувшись, не смогла понять, какая именно.
Я взглянула на их главу, та пожала плечами, и я увидела в этом вызов. Она думала, что я откажусь. Она этого хотела.
- Хорошо. Где они?
Она уставилась на меня и пожала плечами.
- Там за деревьями. Их нужно опустошить в яму в лесу. Придется выкопать новую. Не у реки и не возле лагеря. А потом горшки нужно вымыть и вернуть.
- Я так и сделаю.
Опустошать чей-то ночной горшок было неприятно, а чистить три общих горшка, которыми пользовались пятьдесят людей, было кошмарно. Пахло отвратительно, но я делала это, полчаса тащила их от лагеря по одному на расстоянии вытянутой руки, постоянно представляя, как я спотыкаюсь и выливаю содержимое на себя. Я выкопала чертову яму и вылила содержимое туда, кривясь от плеска. Потом я набрала воды в реке и ополаскивала их снова и снова, пока не осталось и следа, после чего я отнесла их обратно. Когда я закончила, вернулись охотники, готовилась еда. Никто ничего не сказал мне, и я приняла миску супа в тишине и подошла к Ние, хотя голодной не была. Если бы я делала так по пути сюда, то никогда не жаловалась бы на нехватку еды.
Ниа была бледной и встревоженной, но когда я села рядом, она сморщила нос и немного отодвинулась.
- Без обид, но ты воняешь.
Я не обиделась. Она была права. И я ее поняла, когда она легла спать в другом конце палатки. Но мне нужно было продолжать. Нужно было завоевать их.
Я чистила горшки и на следующий день. И потом. И потом. Со мной все еще никто не говорила, я словно вернулась в прошлое, я снова была якобы важной, но в стороне. Презираемая. Лишняя. Ничто не изменилось. Хоуп следила, но ничего не предлагала.
«Дай им привыкнуть к тебе».
На следующий день я вычистила горшки так быстро, что, когда вернулась в лагерь, мне предложили помочь приготовить еду, если я хорошенько вымою руки. Я посчитала это прогрессом, пока мне не выдали тушки трех зайцев.
- С них нужно снять шкуру и вытащить внутренности, - только и сказали мне.
Я давно так не делала, но помнила, как это делать, так что приступила к работе. Их внутренности забивались мне под ногти, пока я их вытаскивала и бросала в огонь. Как только я закончила, мясо забрала Эма, их лидер и повар, которой больше не нужна была моя помощь. Мне стало интересно, откажутся ли люди от еды, если узнают, что я трогала мясо, но этого не случилось.
У меня не было аппетита, и я пошла в палатку, где только я и спала до заката. Завтра я снова встану и буду чистить их горшки. И послезавтра. И, видимо, дальше тоже. А они все равно не полюбят меня. Все было как в Лормере. Я тратила время, с каждой секундой Аурек становился опаснее, но я не знала, что еще делать. Я не знала, как нравиться людям, я никогда этого не умела. Я не была Эррин или Нией с их пылающими сердцами. Я не умела играть, как Лиф. Я не была такой хитрой, как Сестра Надежда, всегда знающая, что нужно сказать. Я была застенчивой, тихой и слишком серьезной. Таких не любят.
Я сжалась на одеялах, дыша ртом из-за своего запаха, когда ощутила кого-то неподалеку. Я повернулась на бок и увидела силуэт Хоуп в лунном свете.
- Что ты делаешь? – спросила она.
- Сплю.
Она щелкнула зубами.
- Нет, Твайла. Вся эта суета с мытьем горшков и чисткой зайцев. Чего ты добиваешься?
- Делаю, как вы и предложили. Даю им привыкнуть ко мне, полюбить меня.
- Я не говорила тебе добиваться их симпатии. Тебе нужно, чтобы они шли за тобой.
- А есть разница?
- Лидерство, - сказала она. – Чтобы управлять, тебе нужно уважение. Доверие. Никто не будет слушать приказы той, что чистит их горшки и воняет.
- Я не знаю, как заставить их слушать меня, - мой голос звучал жалобно, и я ненавидела себя за это. – Я думала… что это будет как в Конклаве. Думала, что они послушают меня.
- Почему?
От вопроса я опешила.
- Я… потому что вы все послушали. Эррин в Скарроне тоже. И в Конклаве согласились сражаться на моей стороне.
- Мы все знали, что ты – лучший вариант для сражения с ним. Мы все знали, кто ты, на что способна. Они не знают. Они знают лишь, что из обычной девушки сделали отравительницу, а теперь у тебя и этого нет.
- И что мне делать? – смятение делало меня раздраженной. – Какой мне стать, чтобы заслужить их внимания?
- Пойми сама. И скорее. У нас нет времени. И, ради богов, помойся, если не придумаешь ничего лучше, - она бросила мне что-то, и вещь прилетела мне в лицо, я убрала ее, и Хоуп уже не было, а я держала чистое платье, красно-коричневое и шерстяное, и сухую простыню.
Я услышала смех из лагеря и хотя знала, что это не связано со мной, он все равно жалил.