Я не могла поверить, что он привез ее в эту ловушку. К нему. Аурек взвыл от смеха, хлопнув по столу, и Лиф нарочито медленно повернулся и посмотрел на кружащийся на полу кубок. Лиф пожал плечами и посмотрел на Аурека, все еще не глядя на меня, и указал на бутылку на столе.
- Что поделать, - сказал Аурек, и Лиф взял бутылку и выпил из нее. – Видишь, что мне приходилось терпеть в твое отсутствие?
- Прощу прошения за сестру, Ваша светлость.
- Не смей, - прорычала я. – Не смей говорить за меня, когда ты на меня даже не смотришь. Где она?
Лиф опустил бутылку.
- Я могу привести себя в порядок, Ваша светлость? – спросил он, игнорируя меня.
- Конечно. Проверь, как там ваша мать, делай, что тебе нужно. Увидимся в моей приемной. Нам нужно многое обсудить. И, похоже, отпраздновать.
- Лиф, - я почти кричала. – Посмотри на меня.
Лиф встал и поклонился.
- Вы так добры, Ваша светлость, - он развернулся и ушел, словно меня не было в комнате.
- Лиф! – позвала я. Он закрыл за собой дверь, но не хлопнул, а медленно прикрыл, и я смотрела ему вслед, сердце колотилось в груди.
- Хочешь увидеть маму, Эррин? – тихо спросил Аурек.
Я повернулась к нему с трудом.
- Ты знаешь, что да.
- Так попроси, милая. Только и всего. Просто попроси.
Это была ловушка. Точно. Я молчала.
- Нет? Не хочешь увидеть ее? Не можешь заставить себя просить у меня?
Я не могла надеяться, что он хоть раз говорит правду.
- Прошу, - услышала я себя. – Прошу, могу ли я увидеть маму… Ваша светлость? – добавила я.
Он встал и прошел вдоль стола, пока не остановился передо мной.
- Ты можешь быть хорошей, когда захочешь, - он поднял бледную ладонь и погладил меня по волосам, а я ждала, когда его пальцы сожмутся, и стиснула зубы, готовясь к тому, что он потянет. Но этого не произошло. Он обхватил мою щеку и заглянул в глаза. – Так держать. Тебе нужно научиться вести себя хорошо, милая. Я не приму несломленных кобылиц в свою конюшню. Попроси меня еще раз завтра. Хорошенько попроси, - он склонился и прижался губами к моему лбу, и хотя от этого все внутри сжалось с отвращением, я не шевелилась.
Он отпрянул, щелкнул пальцами, призывая псов, и оставил меня одну в главном зале. Печать Трегеллана все еще лежала на столе, и я подошла и подняла ее. Она оказалась легче, чем я думала. Я закрыла глаза.
* * *
Я лежала в кровати, но сон не шел. Я прижала стул к двери. Я делала так каждую ночь после того, как он чуть не заставил меня выпрыгнуть из окна. Вряд ли это остановило бы его, но хотя бы предупредило бы меня. Хотя он с того раза не приходил в мои сны.
Я перекатилась на живот. Я думала о том, где сейчас Лиф, спит ли он или еще сидит с Ауреком, смеясь с ним. От этой мысли я разозлилась и, перевернувшись на спину, ударила подушку кулаком. Я злилась, что он привез сюда маму. Аурек говорил, что поможет ей, но я не верила. Я думала, что в Трессалине ей будет безопаснее. А теперь она была здесь. Со мной и Сайласом. В ловушке.
Я не знала, как там Сайлас. Я знала только, что он еще жив, потому что Аурек сиял, его красота и бодрость резко контрастировали с замком и людьми вокруг него.
Я повернулась на бок и натянула одеяла до ушей, глядя, как в ночи по комнате движутся тени. С рассветом я так и не уснула, смотрела в пустоту. Я села, когда кто-то попытался войти в комнату. Приглушенный голос выругался. Мерек. Наконец-то. Я слезла с кровати, убрала стул и открыла дверь.
И увидела лицо брата.
Он замер на пороге с подносом еды в руке. Он был с головы до ног в черном, в утреннем свете шрам пугал не меньше, чем ночью. Я смотрела на него, отмечала морщины на лбу, щетину на челюсти, а он разглядывал меня в ответ одним глазом, а потом скользнул взглядом по комнате от кровати до комода, по окну, и я увидела, что он нервничает здесь.
- Похоже, тут все изменилось с твоего последнего визита сюда, - сказала я, и его зеленый глаз вспыхнул, посмотрев на меня. Мерек рассказал мне то, о чем умолчала Твайла. Правду о том, что мой брат сделал с ней. И с ним.
- А ты удивляешься, почему тебе тут сложно, - тихо сказал Лиф.
На миг я подумывала рассказать ему, что Аурек делал со мной, пока он уезжал выполнять грязную работу. Я подумывала рассказать ему, что его драгоценный король хранил в кармане куклу, сделанную из глины с моими волосами и кровью, он заставлял меня так есть, танцевать, делать все, что он пожелает. Что я просыпалась и обнаруживала себя стоящей на одной ноге на вершине лестницы, покачиваясь, или под кроватью с лицом в пыли, и я знала, что это означает, что Аурек где-то в замке не спит и играет мной.
Иногда он заставлял меня садиться ему на колени и так сидеть, пока он гладил мои волосы и рассказывал о Таллите. О семи башнях замка Таллита и путях между ними, о жизни с сестрой и отцом. Иногда он звучал так одиноко, что на миг я забывала, что он - чудовище, верила его тихому голосу и рукам в моих волосах. А потом он поворачивал мое лицо, и я видела его и вспоминала, какой он, его взгляд напоминал, что он управляет моим телом, но не разумом. А потом он бросал меня на пол и оставлял так на часы, и я не могла двигаться, пока он этого не хотел. Я могла рассказать ему, как истинный король Лормеры относил меня в комнату и отмывал, как я отмывала нашу мать, потому что из-за жестокости Аурека я пачкала себя.
Но я молчала, потому что боялась, что он уже знает, что ему все равно. Когда Аурек сделал из меня куклу, я надеялась, что действия и поведение Лифа такие, потому что им тоже управляли. Я надеялась, что он не предавал меня или Трегеллан. Он тоже мог быть марионеткой. Но это было не так. Он выбрал это сам.
Он оставил поднос на комоде, подошел к окну и открыл ставни.
- Не трогай, тут холодно и без того.
- Тут затхло пахнет, - ровно сказал он. – Нужно проветрить. Я попрошу выдавать тебе больше хвороста. Можешь брать мою порцию, пока меня тут нет.
- Порцию? Так хворост делят на порции? Так он тебе сказал?
- Эррин, его делят на порции. Пока все не наладится, придется потерпеть.
Я покачала головой.
- У него каждый вечер за ужином мясо. И свежие овощи.
Лиф вздохнул и потер переносицу.
- Как ты? – сказал он, голос все еще был безумно мягким.
- Шутишь? – сказала я.
Он открыл рот, но подавил то, что хотел сказать.
- Ты обрадуешься, узнав, что Лирис жива. И Кэрис тоже. Они переехали в Трессалин и живут там. Как мои гости.
Я уставилась на него, он смотрел на меня, и мне показалось, что он ждет, что я поблагодарю его. Я молчала, моргая, и он кивнул на поднос.
- Там хлеб с маслом, каша и яйцо.
- Тебя это не волнует? – сказала я.
- Что именно? – ответил он, голос был напряжен.
- Это. Все это. Я здесь. В лохмотьях. Ты ведь знаешь, чье это платье? – он молчал. – Я - твоя сестра, - сказала я. – А как же «семья важнее всего»?
На этом он развернулся с холодным лицом.
- Как думаешь, откуда я пришел, Эррин?
- Я знаю, откуда ты пришел. Ты ездил убивать наш народ по его приказам.
- Я проверял нашу мать. Нашу мать, которую я привез сюда из приюта, - сказал он.
- Ты обвиняешь меня? Ты нас бросил, помнишь? Бросил на три месяца. Если кто и виноват, так это ты, - он не ответил, тишина стала густой, застывая, как жир. – Как… как она? – спросила я, когда стало невыносимо, и он вздрогнул, но промолчал, и я поняла, что каждый удар сердца наполняет мою грудь страхом. – Лиф?
Он повернул лицо, и на его профиль упал зимний свет.
- Не знаю. Она не ест. Не спит. Только смотрит. Она не может… Не заботится о себе. Совсем, - он повернулся ко мне. – Такой она была? Потому оказалась там? Потому что сошла с ума?
- Она не сошла с ума, - я склонилась и впилась в одеяло кулаками. – Он сделал это с ней.
- Что сделал?