Ласселсы много ездили по стране, любуясь пейзажами, и брали с собой Гертруду. Ее развлекали страстными, почти бурными дебатами в кабинете министров, а многие поздние развлечения и балы вполне оправдали ее надежды. Она хорошо танцевала, знала все па и даже научила секретарей посольства новому танцу – бостону. Она писала Флоренс, что в Румынии партнера выбирают иначе:
«Здесь не танцуют с одним человеком. Получается так: партнер подходит и приглашает тебя на тур. Ты с ним три-четыре раза танцуешь вокруг всего зала, он тебя сбрасывает на руки твоему шаперону, изящно кланяется – и тут подходит кто-нибудь другой, и тебя уводят. Все офицеры, конечно же, в мундирах, в сапогах со шпорами, но танцуют так умело, что никого не царапают совершенно… Не могу даже попытаться рассказать тебе, с кем я танцевала, потому что всех запомнить невозможно».
В эти вечера Гертруда танцевала без остановки до трех ночи, а потом все возвращались в каретах домой по освещенному луной снегу, завернувшись в одеяла, позвякивали бубенчики лошадей, кареты мчались по обледенелым мостовым. В теплой гостиной посольства ждали сандвичи и горячие напитки, и все еще сидели часок у огня, обсуждая тех, кого сегодня видели. Здесь Гертруда оказалась в более утонченном и космополитичном кругу, нежели тот, с которым познакомилась под внимательным надзором Флоренс. Она удивилась, узнав, что в обществе принимают разведенных женщин. Не украшенная косметикой, как и положено порядочной юной леди тех времен, Гертруда была поражена игривостью фрейлины королевы, которая совершенно открыто пудрилась – и мазала пудрой лица всех молодых людей, которые болтались возле двери гардеробной. Среди толпы графов и князей, секретарей и послов Гертруда познакомилась с двумя людьми, которым предстояло сыграть в ее жизни важную роль: Чарльзом Хардингом из британского посольства в Константинополе, впоследствии вице-королем Индии, и тридцатишестилетним Валентайном Игнатием Чиролом, иностранным корреспондентом «Таймс». Чирол, близко друживший с Ласселсами, стал одним из самых лучших друзей Гертруды. Она будет писать ему со всех концов света, и эти отношения прервутся лишь с ее смертью. Со своим любимым «домнулом» (по-румынски – господин) она делилась эмоциями и дилеммами, о которых не могла поговорить с родителями. Сперва ее пленила широта его знаний международной политики. Он, в свою очередь, был поражен пытливым и агрессивным стилем ее разговора, на который очень быстро стал отвечать в тон. Свою карьеру Чирол начинал клерком в министерстве иностранных дел, потом, вооруженный знанием дюжины языков, выбрал себе жизнь путешественника, лектора и писателя, передавая в Уайтхолл важную информацию. Он стал экспертом по всем аспектам мощи Британской империи и угроз ей, а впоследствии – редактором иностранного отдела «Таймс».
Независимый нрав Гертруды иногда создавал ей проблемы. Однажды, слушая спор между дядей и одним иностранным государственным деятелем, она вмешалась в разговор, обратившись к французу так: «Il me semble, Monsieur, que vous n’avez pas saisi l’esprit du peuple allemand»[5]. По собранию пробежал гул неодобрения, и только Чирол улыбнулся. Тетя Мэри в ужасе отозвала Гертруду в сторону и велела ей удалиться. Флоренс, описывая этот инцидент через двадцать пять лет, согласилась с реакцией сестры: «Несомненно, что… со стороны Гертруды было неправильно выступать со своим мнением, тем более критическим, перед теми, кто превосходил ее по возрасту и опыту». Однако потом она добавляет: «Но впереди было время, когда многие выдающиеся зарубежные государственные деятели не только слушали ее мнения, но и принимали их и действовали соответственно».
Однако пришел конец и румынским каникулам, и четыре счастливых месяца Гертруды завершились поездкой с Ласселсами в Константинополь. К еще большему ее удовольствию, их сопровождал Чирол, показывая много прекрасных экзотических мест, которые обычно туристы не видят. Билли провез Гертруду на веслах в каике через Золотой Рог. «Это было восхитительно – низкое солнце поблескивало на воде, возвращая цвет поблеклым турецким флагам военных кораблей и превращая каждый минарет Стамбула в ослепительную мраморную колонну», – писала она домой.
Вскоре Гертруде предстоял «выход в свет» дебютанткой в Лондоне – ритуал для девушек из состоятельных семей, входящих в «общество» со школьной скамьи, – и представление королеве на приеме, который называется «гостиная». Но пока что, в Редкаре, Флоренс приводила в действие свою угрозу одомашнивания Гертруды. Для людей здравомыслящих, вроде Флоренс и Хью, мужчины являются нравственными, если посещают церковь, а женщины – когда содержат дом в чистоте и порядке. Но женщины интеллектуальные, заполняющие свою жизнь «мужской работой» (политические дебаты, деловые встречи, кампании) и в то же время пренебрегающие детьми, мужьями и домом, – безнравственны определенно. Чарльз Диккенс дал незабываемое описание этого типажа в лице миссис Джеллиби в «Холодном доме». Это особа с необычайно сильным характером, всецело посвятившая себя «обществу», в особенности – своему «Африканскому проекту». Платье на ней незастегнуто, волосы причесаны только спереди. В комнате грязь и разбросаны бумаги, голодные дети вертятся вокруг и хнычут, а тихий и скромный мистер Джеллиби, начисто лишенный мужественности от долгого общения с этой амазонкой, тихо сидит в углу и пытается унять головную боль, прижимаясь лбом к стенке. Гертруда может быть синим чулком, думала про себя Флоренс, но миссис Джеллиби она не станет.