Садоводство до начала XX века сильно отличалось от того, что мы знаем сегодня. Упор делался на оранжереи, которые заставляли тысячи растений зацветать и давали возможность садам богатых домов и муниципальным паркам наполняться яркими кварталами цветов, сложенных в геометрические узоры, живыми коврами в границах, которые могли тянуться на сотни футов. В 1877 году в парках Лондона высадили два миллиона растений, выращенных в оранжереях. Поборником выращивания зимостойких растений – наиболее натурального садоводства сегодня – был садовод и писатель Уильям Робинсон, настроивший прессу против ковровых клумб. Робинсон, работая с Гертрудой Белл, наполнял клумбы многолетними травами, а цветы сажал большими группами – получаемый результат сегодня известен под названием английского сада.
Фаррер был одним из первых, построивших сад камней. Гертруда хотела сделать сад камней в Раунтоне, где его можно было разбить вокруг озера, и засадить альпийскими цветами, полюбившимися ей с альпинистских экспедиций. Сады камней Фаррера и Гертруды не были природными кучами щебня с больными колючими растениями, пробивающимися среди камней. Они оба выросли в местности, имевшей известняковые каменоломни и состоявшей из предметов массивных, вроде естественной скалы, в расщелинах которой цвели цветы, как весной в горах. Книга Фаррера «Мой сад камней» была выпущена в 1907 году, через четыре года после их встречи, но Гертруда разбила сад камней в Раунтоне двумя годами раньше. Используя большие куски известняка из каменоломен кливлендских холмов, раскопанных в процессе добычи железной руды, она, видимо, велела всем садовым службам в Раунтоне и конюшенному персоналу, в том числе помощникам из деревни, построить вокруг озерца ожерелье из массивных камней. Потом Гертруда засадила его большим количеством цветов, перемежаемых группами цветущих кустов, среди которых в семейном альбоме Беллов явно заметны азалии. В апреле 1910 года она писала Чиролу: «Почти все дни я провожу в саду камней, воплощающем мое представление о красоте, вопреки погоде, которая в основном склоняется к холоду и дождю. Но мир все равно на удивление красив, и какая бы ни была погода, я все же думаю, что нет в мире другого такого чуда, как Англия весной».
Через пару лет Гертруда построила в другой части озера водяной сад. «Если взглянуть на него очами веры, то можно увидеть ирисы, расцветающие над камнями и кучками грязи, – пишет она Чиролу. – Это будет прекрасно».
Летом 2004 года Национальная портретная галерея Лондона устроила выставку портретов женщин-первопроходцев, названную «Вдали от торной дороги».
В уголочке, посвященном Гертруде, висел ее акварельный портрет в ранней юности, написанный Флорой Расселл, карта и красивый маленький теодолит, выданный ей Королевским географическим обществом вместе с медалью имени Гилла в 1913 году. Она стала первой женщиной, награжденной этим августейшим институтом. Награда была присуждена за многие экспедиции и исследовательские путешествия. Четырехстрочный заголовок – все, что о ней сказано, – гласит: «Вопреки собственным достижениям, она активно возражала против предоставления британским женщинам права голоса». Это утверждение, хотя и формально справедливое, тем не менее есть грубое искажение ее конечных целей, не учитывающее ни политических сложностей тех времен, ни ее положения как дочери Промышленной революции. Это сверхупрощение часто выдвигается как обвинение против Гертруды, и в нем недооцениваются ее достижения. Право голоса для женщин было острой темой моральных и политических споров того времени, и с момента, как ее посадили за стол вместе со взрослыми, Гертруда слышала страстные обсуждения этого вопроса со всех точек зрения. Хью и Флоренс были против и выдвигали разумные доводы, но некоторые их друзья, например актриса Элизабет Робинс, были твердо за. Все Беллы соглашались с Джорджем Стюартом Миллем, великим в то время проповедником женской эмансипации, что для женщины жизненно необходимо быть Личностью, и семейной шуткой стало, что женщина редко чувствует себя достаточно Личностью.
Флоренс критиковали за то, что в своей книге «На заводах» она не пришла ни к какому заключению. Однако на самом деле она пришла к одному глубокому убеждению: «Женщин, которые могут вынести тяжелое бремя, налагаемое сегодняшними условиями на рабочую-женщину, никогда не будет больше определенного процента».