Король дрогнул. Как и его брат Карл, он боялся народа. Он помнил, что люди на улицах встречали его молчанием; если кто-то раскрывал рот, то не для того чтобы произнести приветствие, а чтобы бросить ему в лицо оскорбление: "Парикмахер, собственной жены! Содержатель нищих!" Произносившие эти слова мгновенно исчезали в толпе, которая скрывала предателя, смеясь при этом над королем.
Как ненавидел он этого высокого худощавого человека, чья мужественная красота нравилась людям! Как смеют они обращаться с Гизом, точно с королем, и оскорблять их настоящего правителя?
- Мама, - сказал он, - ты права. Не сейчас... еще не время.
Он повернулся к герцогу, и после короткого обсуждения аудиенция закончилась.
- Я снова приду к вам, Ваше Величество, - сказал герцог, - когда почувствую, что смогу надеяться на удовлетворительный ответ.
Когда герцог ушел, Генрих в ярости сказал:
- Кто король этой страны? Генрих Валуа или король Парижа?
Катрин смущенно посмотрела на него, спрашивая себя, что произойдет теперь.
Гиз обосновал свою штаб-квартиру в личном особняке, расположенном в парижском пригороде Сент-Антуане. Он не знал точно, что ему следует делать. Большая часть армии была на стороне короля; Гиз мог рассчитывать в основном на поддержку толпы. Стоя у окна и глядя на этих людей, неистово приветствовавших его со слезами на мрачных лицах, Генрих де Гиз думал о том, что истерическое обожание может внезапно смениться ненавистью. Он не являлся частью народа, был аристократом и не доверял простым людям. Его честолюбие достигло апогея, но он знал, что легче всего поскользнуться в конце дороги.
Он решил подождать.
Утром следующего дня герцог явился к королю, но не один, а с четырьмя сотнями вооруженных людей. Встреча оказалась бесплодной.
Напуганный король отказался воспользоваться советом матери и остаться в Лувре, не выдавая своего страха; она умоляла сына не отдавать особых распоряжений для его защиты и ни в коем случае не удваивать охрану. Но король не прислушался к ее словам; он послал за Эперноном и швейцарской гвардией, которая находилась под Парижем.
Люди смотрели на шагающих солдат. Теперь толпа знала, что ей делать. Вызвав иностранцев, король объявил войну своему народу, говорили парижане. На улицы вышли торговцы, студенты, трактирщики, отцы семейств, матери, дети, к ним присоединились нищие и бездомные. Король выставил против Парижа иностранных солдат, и Париж приготовился дать отпор. Из тайников достали оружие, на улицах натянули цепи, взвели баррикады. Все церкви и общественные заведения закрылись. Сражение началось.
Люди убили пятьдесят швейцарских гвардейцев, остальные сдались, объявив разъяренной толпе, что они - добрые католики. Французская гвардия сложила оружие; король укрылся в Лувре.
Улицы были заполнены кричащей толпой.
Гиз стоял у окна, с притворным изумлением глядя на демонстрацию, словно она не имела к нему отношения Катрин, несмотря на ее болезнь, мужественно прошла по улицам от "Отель де Суассон" до "Отель де Гиз". Люди молча пропускали ее; они знали, куда она идет.
Гиз принял Катрин холодно. Теперь он был хозяином положения. Король, сказал он ей, должен немедленно назначить его наместником страны и выполнить требования Лиги.
Катрин была в отчаянии.
- Я - слабая, больная женщина, - сказала она. - Что я могу сделать? Я не управляю этим королевством. Мой дорогой герцог, к чему все это приведет? К чему вы подстрекаете народ? К убийству короля и замене его новым? Вы забываете о том, что смерть порождает смерть. Нельзя показывать людям, что они могут запросто убить короля.
Когда она ушла, Гиз задумался над ее словами; он не мог выбросить их из головы. Прежде чем занять трон, он должен сделать все для его удержания. Ему не нужен короткий триумф.
Люди на улицах становились нетерпеливыми. Король был их пленником; они жаждали крови.
Вечером Гиз вышел в город; он был без оружия и держал в руке белый жезл. Люди сгрудились вокруг него. "Да здравствует Гиз! Да здравствует Меченый!" Они думали, что он поведет их к Лувру, что под его руководством они вытащат дрожащего короля из дворца, что он прикажет им убить Генриха Валуа, как некогда он приказал уничтожить Гаспара де Колиньи.
Для них все было просто. Они хотели убрать одного короля и поставить на его место другого. Они думали, что это положит конец их бедам. В жизни Генриха де Гиза наступил важнейший час, но герцог пребывал в неуверенности, не мог решить, что ему делать.
Он хотел действовать осторожно. Хотел убедиться в том, что одержал победу.
- Мои друзья, не кричите "Да здравствует Гиз!" - обратился он к толпе. - Я благодарю вас за выражение вашей любви ко мне. Но сейчас... я прошу вас кричать "Да здравствует король!". Никакого насилия, мои друзья. Пусть баррикады останутся. Мы должны действовать осторожно. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас потерял жизнь из-за нашего легкомыслия. Вы будете ждать моих указаний?
Толпа одобрительно заревела. Он был их героем. Его слово - закон. Он должен лишь заявить о своих желаниях.
Он велел им привести пленников - швейцарцев, которые упали перед ним на колени.
- Я знаю, что вы - добрые католики, - сказал он. - Вы свободны.
Затем герцог освободил французских гвардейцев; он понял, что поступил мудро. Теперь он стал кумиром солдат, потому что спас им жизни. Со слезами на глазах они обещали преданно служить ему.
Люди падали на колени, благословляя Гиза. Мудрейший французский принц остановил кровопролитие, говорили они. Народ обожал Гиза, ждал его приказов. Парижане пойдут за ним на смерть... или в Реймс.
Временно опасность была снята. Гиз написал правителю Лиона, попросил его направить в Париж людей и оружие.
"Я справился со швейцарцами, - писал он, - и перебил часть королевской гвардии. Я внимательно слежу за Лувром и получаю подробные отчеты обо всем происходящем там. Победа столь значительна, что ее запомнят навсегда".
Гиз взял под контроль "Отель де Вилль" и Арсенал. В городе звучал колокольный звон. Испанские шпионы пытались спровоцировать немедленное убийство монарха, коронацию Гиза и установление инквизиции, что автоматически привело бы к подавлению гугенотов.
Сестра Гиза, герцогиня де Монпансье, шагала по улицам во главе процессии, призывая народ сплотиться вокруг ее брата. Эта энергичная женщина уже была известна Парижу как "фурия Лиги". Она отличалась безудержность". Она распространяла по городу памфлеты, заказала художнику картину с изображением Элизабет Английской, мучающей католиков. Она подталкивала народ к революции, к убийству Генриха Валуа и коронации ее брата.