Но Генрих де Гиз не мог решиться на уничтожение монарха. Он не мог разделять эмоциональный подъем, охвативший его сестру. Он видел дальше, чем она. Удержать титул короля Франции труднее, чем титул короля Парижа. Стремясь к первому, можно потерять второй. Иезуиты из Сорбонны собирались на улицах перед университетом и заявляли о своей решимости отравиться в Лувр и добраться до Генриха. Гиз знал, что в самое ближайшее время один из этих фанатиков, многие из которых считали, что получить терновый венец мученика легче всего, вонзив кинжал в сердце врага Рима, может прокрасться к королю и убить его.
Он не мог рассчитывать на поддержку достаточно многочисленной армии. Он должен помнить о том, что глупо чрезмерно полагаться на Испанию. Если его положение окажется слабым, Англия может выступить против французских католиков. У герцога были враги в Нидерландах; он знал, что Филипп скорее растратит попусту своих людей и деньги в этой стране, нежели поможет подняться на трон Франции человеку, в чьей преданности он не был уверен. Нельзя также забывать об армиях Наваррца; его блестящая победа над Жуаезом не выходила из памяти герцога.
Если бы короля убили сейчас, король Парижа немедленно стал бы королем Франции. Герцог еще не созрел для такой ответственности.
Он выставил стражу вокруг Лувра, объявил, что отвечает за все происходящее во дворце, но оставил один выход неохраняемым. Пусть король бежит и тем самым временно ликвидирует ситуацию, разрешить которую человек, собиравшийся в конце концов подняться на трон, пока что не мог.
Итак, ворота, которые вели в Тюильри, остались без охраны; вскоре друзья короля обнаружили это.
Катрин решила срочно поговорить с сыном.
- Отъезд из Парижа был бы твоей самой большой ошибкой. Ты должен остаться. Я знаю, что тебе страшно, но, уехав, ты бы оставил Париж Гизу. Ты не должен признавать себя побежденным.
Король шагал по своим покоям, делая вид, будто обдумывает ее слова. Он пристально посмотрел на Катрин.
- Мама, - произнес с нервным смешком Генрих, - в последнее время я спрашивал себя, кому ты служишь... мне или твоей "старушечьей трости".
Она засмеялась раскованно, как когда-то в прошлом.
- Похоже, ты глупец. Кому я служила, кроме тебя? Если я и демонстрировала этому человеку мое дружелюбие, то лишь для того, чтобы завоевать его доверие.
- Говорят, он очаровал тебя, как и всех прочих.
Она выдохнула из себя воздух, словно с отвращением отвергая то, что казалось ей нелепым.
- Ты - моя жизнь, - сказала Катрин. - Если с тобой случится несчастье, я не захочу жить. Ты наслушался недобрых советов. Ты не замечал растущего недовольства людей; французы не способны долго безропотно страдать. Они любят и ненавидят одинаково сильно. Людей раздражали твои фавориты, мой дорогой сын.
- Ты права, мама. Если бы я прислушивался к твоим словам! Прошу тебя, сходи к Гизу. Договорись с ним. Скажи ему, что я готов удовлетворить его требования; он должен усмирить народ и разобрать баррикады. Скажи ему, что он не может делать из короля узника.
Катрин улыбнулась.
- Это мудро. Ты должен сделать вид, будто поддерживаешь Лигу. Ты должен рассеять их подозрения. Позже, когда все успокоится, мы решим, что нам делать.
- Да, ты весьма умна, - сказал Генрих. - И хитра. Ты - великая лицемерка. Мама, я знаю, что ты владеешь искусством думать одно, а говорить - другое. Отправляйся к Гизу. Посмотри, что ты можешь сделать. Мама, ты дала мне это королевство; ты должна сохранить его для меня.
Она тепло обняла сына.
- Жуаез мертв, - сказала Катрин. - Не слушай Эпернона. Слушай твою мать, которая любит тебя и заботится только о твоем благе.
- Хорошо, мама.
Она сказала ему, что она собирается сказать Гизу. Катрин помолодела душой. Бразды правления снова оказались в ее руках. Не беда, что ей придется проехать по самому подлому городу, какой она когда-либо видела.
Она отправилась в паланкине в "Отель де Гиз".
Как только Катрин покинула Генриха, он пошел к неохраняемым воротам; он шагал медленно, точно в глубокой задумчивости. Там его ждали друзья с лошадьми, он сел в седло и уехал. На вершине Шайо он остановился и печально улыбнулся друзьям; он посмотрел на Париж, и его глаза наполнились слезами.
- Неблагодарный город! - пробормотал король. - Я любил тебя больше, чем собственную жизнь. Я вернусь в Париж лишь через проломленную городскую стену.
Он резко повернулся и ускакал.
Законный король бежал в Шартр, и Гиз временно стал некоронованным правителем. Винсенский дворец, Арсенал и Бастилия находились в его руках; он настоял на избрании нового городского и купеческого советов; в них вошли, разумеется, исключительно члены Лиги. Гиз по прежнему колебался. Он не хотел насилия и мечтал о бескровном перевороте. Поэтому он разрешил роялистам выехать в Шартр. Его враги, приняв во внимание этот шаг и тот факт, что королю позволили бежать, почувствовали слабину Гиза. Он делал все зависящее от него, чтобы восстановить спокойствие, но в народе заиграла кровь, парижане уже нуждались в насилии. По городу прокатилась волна жестокости, Гиз не мог остановить ее. Гугенотов выгнали из церквей, Лига захватила все храмы. Католические проповедники кричали с кафедр: "Франция больна. У Парижа хватит сил на войну с четырьмя королями. Франция нуждается в кровопускании. Впустите Генриха Валуа в ваши города, и еретики начнут убивать священников, насиловать ваших жен, казнить ваших друзей".
Семья Гиза приехала в Париж. Беременную жену герцога встретили, точно французскую королеву, а ее детей - как наследников трона. С ней прибыл герцог Эльбеф и верный союзник Гиза кардинал Бурбон.
Катрин, пристально наблюдая за событиями, в конце концов перешла на сторону Гиза. С ее помощью он сформировал новое правительство. Она знала, что ее старания добиться того, чтобы ее внука признали наследником трона, ни к чему не привели; притворяясь союзницей Гиза, она тайно готовила его отстранение от власти и возвращение на трон короля.