- Мой дорогой, - сказала она, взяв Генриха за руку - одну из самых красивых во Франции и весьма похожую на ее собственную - и поцеловав ее. Она ощутила аромат мускуса и фиалковой пудры, который он принес с собой в комнату. Он казался самым красивым созданием, какое ей доводилось видеть; из-под его расстегнутого экстравагантного бархатного камзола выглядывала атласная блуза перламутрового оттенка, края которой были расшиты драгоценными камнями разных цветов. Завитые волосы юноши кокетливо торчали из-под маленькой шапочки, украшенной бриллиантами. Длинные белые пальцы Генриха были унизаны перстнями. В его ушах сверкали бриллианты, на запястьях висели браслеты.
- Подойди сюда, - сказала она, - сядь рядом со мной. У тебя взволнованный вид, мой дорогой. Что тебя беспокоит? Ты выглядишь уставшим. Не утомил ли ты себя, занимаясь любовью с мадемуазель де Шатонёф?
Генрих вяло махнул рукой.
- Нет, дело не в этом.
Она похлопала рукой по его кисти. Катрин радовалась тому, что он наконец завел любовницу; народ ждал от него этого. Женщина не могла влиять на Генриха так, как это делали надушенные и завитые молодые люди, которыми он окружал себя. Рене де Шатонёф не вмешивалась в дела, которые ее не касались. Именно такую женщину хотела видеть возле своего сына Катрин. Однако она была немного обеспокоена любовными радениями Генриха, утомлявшими его; после них истощенный молодой человек проводил день или два в постели, его друзья мужского пола ждали его, завивали ему волосы, угощали во дворце сладостями, декламировали стихи, заставляли его собак и попугаев развлекать принца своими фокусами.
Ее сын был странным молодым человеком. Наполовину Медичи, наполовину Валуа, он был болен душой и телом, как все дети Генриха Второго и Катрин. Они с детства имели мало шансов прожить долго; они расплачивались за грехи дедов - отцов Катрин и Генриха.
Люди находили странным, что Генрих, герцог Анжуйский, проявил себя отважным генералом под Ярнаком и Монтконтуром. Казалось невероятным, что этот томный, женственный щеголь, красивший свое лицо и завивавший волосы, в возрасте двадцати одного года долго отдыхавший в постели после занятий любовью, смог одержать победу в сражении над Луи де Бурбоном, принцем Конде. А Катрин, будучи peaлисткой, говорила себе, что под Ярнаком и Монтконтуром Генрих командовал превосходной армией и располагал великолепными советниками. Как и все ее сыновья, он рано созрел и быстро начал стареть. В двадцать один год он уже был не тем, что в семнадцать. Его остроумие всегда останется при нем; он не утратит художественного вкуса; но любовь к удовольствиям, порой извращенным, которым он постоянно предавался, отнимали у него силы. Сейчас перед Катрин стоял отнюдь не мужественный полководец. Губы Генриха были печально изогнуты; Катрин показалось, что она знает причину этого.
- Тебе не следует беспокоиться из-за беременности королевы, сын мой, сказала королева-мать. - Ребенок Карла не выживет.
- Прежде ты говорила, что у него никогда не будет сына.
- Пока что он его не имеет. Нам неизвестен пол ребенка.
- Какое это имеет значение? Если родится девочка, они смогут завести других детей.
Катрин поиграла браслетом из разноцветных камней, на которых были выгравированы таинственные знаки: замок браслета был сделан из частей человеческого черепа. Это украшение внушало страх всем видевшим его - этого и добивалась Катрин. Оно было изготовлено ее магами; она верила, что вещица обладает волшебными свойствами.
Наблюдая за тем, как пальцы матери теребят браслет, герцог Анжуйский испытал облегчение. Он знал, что мать не позволит никому стать на его пути к трону. Однако он считал, что она поступила легкомысленно, разрешив Карлу жениться. Он собирался сказать ей об этом.
- Они не будут жить, - заявила Катрин.
- Ты уверена в этом, мама?
Она, казалось, сосредоточенно разглядывала браслет.
- Они не будут жить, - повторила королева-мать. - Мой сын, скоро ты наденешь корону Франции. Я убеждена в этом. Когда это произойдет, ты не забудешь о том, кто помог тебе сесть на трон, мой дорогой?
- Никогда, мама, - сказал Генрих. - Но есть еще известие из Польши.
- Я бы хотела, чтобы ты как можно скорее стал королем.
- Королем Польши?
Она обняла сына.
- Франции и Польши. Став королем одной Польши, ты был бы вынужден уехать в эту страну варваров. Я бы не пережила этого.
- Именно этого желает мой брат.
- Я никогда не отпущу тебя от меня.
- Посмотрим правде в глаза, мама. Карл меня ненавидит.
- Он ревнует тебя, потому что ты был бы гораздо лучшим королем Франции, чем он.
- Он ненавидит меня, потому что знает, что я - твой самый любимый сын. Он хотел бы изгнать меня из страны. Он всегда был моим врагом.
- Бедный Карл безумен и болен. Мы не вправе ждать от него разумного поведения.
- Да. Чудесная ситуация. Сумасшедший король на французском троне.
- Но у него много помощников.
Они рассмеялись; потом Генрих стал серьезным.
- И все же - вдруг у него родится сын?
- Дитя не может оказаться здоровым. Поверь мне, тебе не следует бояться болезненного отпрыска короля.
- А если Карл потребует, чтобы я сел на польский трон?
- Он еще не освободился.
- Но королева мертва, а король серьезно болен. Мой брат и его друзья рассержены моим отказом жениться на королеве Англии. Что, если они станут настаивать на том, чтобы я принял польскую корону?
- Мы должны добиться того, чтобы ты остался во Франции. Я бы не вынесла разлуки с тобой. Ты веришь, что это не может произойти вопреки моей воле?
- Мадам, я знаю, что этой страной правите вы.
- Тогда ничего не бойся.
- Однако мой брат становится опасен. Мама, прости меня за то, что я позволю себе заметить следующее - окружение Карла усиливает свое влияние на него.
- С этими людьми можно справиться.
- Они представляют для нас угрозу. Ты помнишь реакцию Карла на смерть королевы Наваррской.
Катрин помнила это превосходно. Король, как и многие французы, подозревал, что мать приложила руку к гибели Жанны Наваррской, тем не менее он приказал произвести вскрытие. Если бы яд был обнаружен, казнь флорентийца Рене, личного помощника королевы-матери, стала бы неизбежной. Карл считал мать соучастницей преступления, не испугался ее возможного разоблачения. Она не простит сыну такого предательства.