— Ты только представь себе! — закричала Джоанна, выпуская наконец мою руку. — Здесь по ночам причаливают к берегу контрабандисты. Они привозят красивые вещи из самой Франции!
Джон окатил нас очередной щедрой порцией воды, но Джоанна только взвизгнула и засмеялась. А дома она скорее всего наябедничала бы на него нашей гувернантке Гертруде.
— Тут причаливают головорезы — пираты с островов Силли[15], — заявил Джон, стараясь, как обычно, напугать нас. — Я слышал, что они похищают красавиц и требуют за них выкуп, так что берегитесь! Я за вас обеих и фартинга[16] не заплачу, потому что вы заставляете меня сидеть, уткнувшись носом в книгу, когда вокруг столько интересного!
Подняв фонтан брызг, он бросился прямо в пенные волны. Артур же медлил.
— Я как-нибудь соберу выкуп, — произнес он наконец и зарделся, как роза.
«Бедный Артур, — подумала я. — Он все время переживает из-за того, что оказался вторым сыном[17]». Однажды он сказал мне по секрету, что в прежнее время его сделали бы священником, если бы не появилось новое религиозное течение, которое охотно приняла их семья и которое я ревностно изучала. Но Артур рассказал мне и о том, что отец торжественно поклялся купить ему приличное поместье где-нибудь тут же, в Девоне, поэтому со временем у него будет даже больше, чем у брата, шансов найти себе хорошую жену.
Я задрожала, несмотря на то, что Артур уже отвернулся от меня и последовал за братом. Меньше всего я хотела навлечь на себя недовольство сэра Филиппа и леди Кэтрин из-за того, что поощряю ухаживания Артура (чего на самом деле не было) — я ведь надеялась, что они дадут обо мне наилучшие отзывы. К тому же ничто не должно было привязывать меня к этому дому, когда Кромвель позовет меня в Лондон. Даже если бы я и питала к Артуру нежные чувства, все равно я не сомневалась в том, что сыну сэра Филиппа не позволят взять в жены девушку, у которой нет ни земель, ни приданого.
— Давайте поищем красивые ракушки! — закричала я: мне очень уж хотелось найти что-нибудь осязаемое, такое, что можно спрятать в своей шкатулке на память об этом дне. — Ой, вы только посмотрите! — Я тут же вытащила из песка ракушку, формой похожую на штопор. — Готова поспорить, каждая из вас может найти еще красивее!
Поскольку я была самой старшей, то старалась приглядывать за остальными и поощрять все лучшее, что было в Джоанне, Бесси и малышке Кейт. Как мне кажется, во мне говорил инстинкт, заложенный от рождения, а также чувство признательности к сэру Филиппу и леди Кэтрин, ибо и кров, и пищу, и учение они предоставляли мне так, словно я была им родной дочерью.
— Сразу видно, что ты здесь в первый раз! — ответила Бесси, крича против ветра и оттого слегка встряхивая головой. — Новичкам всегда хочется собирать ракушки, а мне хочется бросать их в море — они прыгают, прыгают по волнам, а потом исчезают!
«Прыгают, прыгают, а потом исчезают…» Так проходили дни и месяцы в семье Чамперноун, как бы я ни сокрушалась о том, что Томас Кромвель не шлет вестей.
По правде говоря, о Кромвеле в моем присутствии упоминали всего дважды, если не считать того раза, когда я подслушала, как лорд и леди обсуждали «лондонские интриги», но об этом я расскажу чуть позже. В первый же день, когда я приехала в Модбери, сэр Филипп сказал:
— Мастер Кромвель возлагает большие надежды на твое будущее, когда ты станешь вместе с нами — или с другой семьей — жить в Лондоне.
Это казалось таким неясным, таким далеким, но его слова все же очень меня ободрили.
— А ваша семья собирается в Лондон? — спросила я.
— Я полагаю, когда-нибудь мои дочери, а также их мужья будут служить королю в той или иной должности. Может быть, и ты поедешь туда среди домочадцев. Время покажет.
Грустно, что потом он уже не говорил о таких вещах, хотя я подумала о том, что, возможно, мастер Кромвель испытывает меня с помощью сэра Филиппа. Ведь это Кромвель сказал мне: «Время покажет», — не были ли эти слова своеобразным паролем? Еще он говорил, что ценит тех, кто умеет хранить тайны, а в конце сказал, что я должна научиться никому ни о чем не рассказывать, пока он не разрешит.
Во второй раз я услышала имя Кромвеля, когда сэр Филипп и леди Кэтрин взяли меня на прогулку верхом и показали мне Модбери. Я училась правильно сидеть в дамском седле и восхищалась тем, как все выглядит с высоты, — ведь с самого детства я повсюду ходила только пешком. Еще в тот день я убедилась, что мои дальние родственники — самые знатные люди в тех краях. Работники снимали шляпы и уступали им дорогу, а иногда даже слегка кланялись. Матери показывали на нас пальцами своим детишкам. Многие женщины, встречавшиеся нам, приседали в реверансе — так было принято приветствовать тех, кто выше по положению, а меня научил этому совсем недавно учитель — мастер Мартин. Он не только жил раньше в Лондоне (я расспрашивала его об этом всякий раз, как только выпадала свободная минутка), но и видел ее высочество Марию Тюдор[18], принцессу Уэльскую, — она проезжала по дороге в сопровождении огромной свиты, направляясь в свой замок Ладлоу в Уэльсе, — и не один раз, а целых два. Как рассказывал мастер Мартин, там были сотни лошадей и повозок, а саму принцессу несли в великолепном паланкине.
17
Со времен Нормандского завоевания в Англии царили законы первородства, по которым титул, земли и все имущество доставались старшему сыну в семье.
18
Мария Тюдор, дочь короля Генриха VIII от первого брака, будущая королева Англии Мария Кровавая, в описываемое время считалась, за отсутствием у короля сына, наследницей престола и носила по традиции соответствующий титул.