Елизавета возила с собой фотографию (31) жениха и переписывалась с ним на протяжении всего путешествия, рассказывая о своих приключениях. Она восторгалась красотой диких южноафриканских пейзажей и поражалась после лондонского дефицита изобилию продуктов и товаров в витринах. Сидя на аэродроме зулусской территории, Лилибет и Маргарет изумленно смотрели (32), как пять тысяч полуголых воинов в набедренных повязках, звериных шкурах, бусах и перьях, потрясая копьями и щитами, притопывают и припевают в ритуальном танце. Принцессы замирали перед водопадом Виктория, любовались дикими животными в Крюгеровском национальном парке, ходили по тропам Драконовых гор в заповеднике Наталь и стригли перья у страусов. Но Елизавета чувствовала “неловкость за то, что мы тут греемся на солнце, пока остальные мерзнут, – признавалась она королеве Марии. – До нас доходят ужасные вести о погоде и ситуации с топливом на родине <…> Надеюсь, вам не очень туго пришлось” (33).
Королевская делегация непрерывно находилась в дороге, проведя тридцать пять дней своего насыщенного графика в Белом поезде из четырнадцати кондиционированных вагонов, выкрашенных в цвет слоновой кости с золотом. Елизавета наблюдала, как родители выдерживают бесконечные встречи, разномастные представления и празднования, умудряясь при этом проявлять живой интерес к происходящему. Напряжение от постоянного пребывания на виду – чувство, “будто тебя выжали досуха” (34), как выразилась мать в разговоре со своей племянницей в середине путешествия, – Елизавета ощущала и на себе. Она видела, как отец бывает готов взорваться, когда у него сдают силы и нервы, и как мать гасит его “вспышки” (35) легким прикосновением. То ли от неизвестной, точащей его изнутри болезни, то ли от сильных нагрузок король ощутимо терял в весе.
Южную Африку лихорадило, что неудивительно для страны под управлением белого меньшинства, которое раскалывалось на африканеров преимущественно голландского происхождения и англоязычную прослойку – суровое наследие Англо-бурских войн XIX века, в которых британцы жестоко подавляли восстания голландских поселенцев и создавали собственные колонии. Королевский визит отчасти был попыткой Георга VI способствовать примирению и поддержать премьер-министра фельдмаршала Яна Смэтса, африканера, получившего образование в Англии.
Смэтс готовился ко всеобщим выборам 1948 года, но многие африканеры считали, что он слишком близок к Британии и слишком симпатизирует темнокожим. Выступая против наделения их политической властью, Смэтс тем не менее был сторонником патерналистских мер, улучшающих условия жизни темнокожих. Оппозиционная Национальная партия африканеров выступала за политику апартеида, расовой сегрегации и порабощения. В конечном счете ратующие за апартеид экстремисты победили, почти на полвека загнав Южную Африку в тупик изоляционизма. Лилибет видела, как разделяют по расовому признаку зрителей на мероприятиях, и наблюдала политический раскол среди белых. Непредвзятые представления о репрессивной политике в Южной Африке и соседней Родезии сослужили ей впоследствии неоценимую службу, когда пришлось разбираться в расовых разногласиях, угрожавших целостности Содружества.Кульминацией путешествия стал для Елизаветы ее двадцать первый день рождения 21 апреля. Южная Африка праздновала совершеннолетие принцессы как государственный праздник – с военными парадами, балом в честь Елизаветы и фейерверками. Смэтс преподнес имениннице ожерелье из двадцати одного бриллианта. Сама Елизавета отметила эту важную жизненную веху проникновенной речью, посвященной молодежи, вместе с ней “пережившей грозные годы Второй мировой войны” (36). Речь была написана (37) Дермотом Мора, историком-монархистом и автором передовиц “The Times”, а затем отшлифована Томми Ласселлом, придавшим ей “победоносное звучание Тильбюрийской речи другой Елизаветы и бессмертную простоту знаменитого “Я буду хорошей!” Виктории” (38).
Елизавета прослезилась, когда прочла этот текст в первый раз (39). Пусть не она сочиняла эти слова, но они оказались настолько созвучны ее собственным мыслям и чувствам, что выступление получилось неподдельно искренним и характеризует королеву по сей день. Если “двести миллионов людей плачут, слушая вашу речь… значит, цель достигнута” (40), – сказал Елизавете Ласселл.