Кроме того, она обладает возможностью активного воздействия – “правом советовать, правом поощрять и правом предостерегать” (20). Ее величество влияет собственным примером, устанавливая высокую планку гражданственности и служения долгу, вознаграждая за успехи, прилежно исполняя свои обязанности. Тони Блэр, десятый из двенадцати сменившихся за время царствования Елизаветы II премьер-министров, назвал ее “символом согласия в беспокойном мире <…> воплощением всего лучшего в Британии” (21).
Елизавета II не может выйти из своего королевского статуса ни на миг, и это ставит ее особняком. Даже родные обязаны постоянно помнить о том, что имеют дело с королевой. У нее нет ни паспорта, ни водительских прав, она не может голосовать и выступать свидетелем в суде, не может сменить веру и перейти из Англиканской церкви в католичество. Поскольку она олицетворяет национальное единство и не должна вызывать отторжение у подданных, она обязана хранить строжайший нейтралитет – не только в политических вопросах, но в таких, казалось бы, невинных, как любимый цвет, песни или телепередачи. И все же предпочтения у нее периодически возникают.
К числу похвальных качеств Елизаветы II можно отнести прямолинейность. “Когда она что-то говорит, то говорит всерьез. А публика подхватывает и восхищается” (22), – отмечает одна из приближенных королевской семьи, Гай Чартерис, вдова Мартина Чартериса (лорда Чартериса Эмисфилдского), старшего советника ее величества на протяжении трех десятилетий.
С середины XIX до начала XXI века (сто двадцать три года из последних ста семидесяти четырех лет) у штурвала монархии стояли две выдающиеся женщины – королева Виктория и королева Елизавета II. Вместе они выступают символом Британии гораздо дольше, чем четверо мужчин, занимавших трон в промежутке между правлениями королев. К матриархам предъявляются особые требования, поэтому Елизавете II пришлось взять на себя не только традиционно женские, но и традиционно мужские обязанности.
Среди представительниц ее поколения в целом и британской аристократии в частности работающих женщин практически нет, поэтому Елизавете II не на кого было равняться в совмещении ролей монарха, жены и матери. Профессиональный долг, усугубленный присущей ее величеству ответственностью, очень часто брал верх над обязанностями материнскими. Пренебрежение воспитанием не могло не возыметь неприятных последствий, и головной боли от подросших детей Елизавета II получила куда больше положенного. Иногда она давала выход своим переживаниям, однако большей частью хранила все в себе, выпуская пар разве что во время долгих прогулок с собаками. “В Шотландии растет сорняк, в народе прозванный стручком-вонючкой, его очень трудно выдрать из земли, – вспоминает леди Элизабет Энсон, кузина королевы. – А она уходила в поле и рвала его там охапками” (23).
Принц Филипп говорит, что его роль принца-консорта (самая долгая за всю историю Британии) сводится к тому, чтобы “поддерживать королеву” (24). На публике они напоминают Фреда и Джинджер, станцованную пару, излучающую искренний интерес и понимающую друг друга с полувзгляда. Кроме того, Филипп своими меткими и зачастую непочтительно хлесткими замечаниями разбавляет виндзорский елей. “Принц Филипп – единственный во всем мире, кто воспринимает ее величество как обычного человека, – утверждал Мартин Чартерис. – Разумеется, и королеве, в свою очередь, случается велеть принцу Филиппу заткнуться. Высказать такое кому-то другому ей, в силу своего статуса, было бы непросто” (25).
Монаршая жизнь – распланированная на год вперед, подробно расписанная за полгода – размеренна и упорядоченна. Один из знакомых ее величества, Джон Джулиус Купер, 2-й виконт Норвич, пошутил как-то, что секрет королевского самообладания прост: Елизавете “никогда не приходилось искать место для парковки” (26). По мнению одного из ее личных секретарей, “у нее два великих достоинства. Во-первых, у нее крепкий сон, а во-вторых, крепкие ноги, и она может очень долго стоять неподвижно. <…> Ее величество вынослива как вол” (27). В общей сложности четыре месяца в году королева скрывается в своих загородных резиденциях. Возвращаясь в Сандрингем, королева неизменно “находит усадьбу такой же, как и при отъезде, – утверждает Тони Парнелл, проработавший там пятьдесят лет. – Забытая на кресле безделушка останется лежать нетронутой до возвращения хозяйки” (28).