Но что же делать? Что? Достигнет ли он своей цели, если умолить брата ехать на лодке с королевой?
— Брат!
Тот быстро обернулся, не сразу очнувшись от задумчивости, и удивился, что Серёжа здесь.
— Я хотел тебя просить…
— Ну?
— Поедем с нами.
Он твёрдо выдерживал взгляд брата, открыто глядя в его глаза.
Но этот-то чересчур уж открытый взгляд и смутил Алексея. Он отвернулся и недовольно проговорил:
— Ты сам знаешь, что я не могу ехать, потому что дал слово другой компании, да и тебе советую ехать с нами.
— Я не могу, потому что тоже дал слово другой компании.
И тот и другой избегали имён Можаровой и королевы, точно дело было совсем не в этом.
— Очень жаль. Мама будет недовольна, что ты едешь не со мною. Ты знаешь, как она всегда боится пускать тебя одного на воду, тем более, что ты не умеешь плавать.
— С нами поедет Оля.
— Ах, вот как, и она поедет с вами?
— Да. Ведь ты знаешь, как они дружны! Может быть, вашу поездку можно отложить на завтра, — робко прибавил Серёжа, — а сегодня ты поедешь с нами. Ведь нам так недолго видеться, — прибавил он с такой глубокой тоской, что Алексей не мог не ответить:
— Ты так это говоришь, точно мы навек расстаёмся.
Серёжа ничего не возразил, и Алексей продолжал:
— Я не понимаю твоей настойчивости. Конечно, если бы уж так необходимо было ехать именно с вами, я бы мог отказаться от той прогулки; но никакой необходимости тут нет: и здесь, и там — пустая забава, и больше ничего.
Серёжа не успел ещё прийти ни к какому решению после возражения брата, как в передней послышался новый звонок, и затем в кабинет вошла Оля Кашнева, высокая, некрасивая девушка, с болезненным цветом лица, большим ртом и ещё больше чем у братьев, мясистым носом. Только волосы да глаза и красили её. Глаза были большие, немного навыкате, кроткие и застенчивые, и в них светились грусть и нежность многое понимающей и привязчивой натуры. Ещё хороша в этом лице была улыбка, которой Ольга точно стеснялась сама.
Алексей обрадовался её появлению. Они ещё сегодня не виделись, так как он встал на работу рано утром, и когда пил чай, Ольга была на базаре. Поцеловав её в щеку, Алексей сказал:
— А у тебя сейчас была Можарова.
— Можарова? — переспросила Ольга, несколько удивлённая.
— Да.
— Мне Даша не сказала. Зачем же она приходила?
Алексей недовольно поморщился.
— Что за вопрос? Кажется, вы знакомы. Впрочем, она принесла тебе ноты, которые брала.
— Мне Даша не говорила об этом…
— Да что ты всё: «Даша не говорила, да Даша не сказала». Вот ноты твои.
Он взял со стула ноты и передал их сестре.
Она ничего не ответила, но по её лицу нетрудно было прочесть, что она думает: «Зачем же говорить, что Можарова была у меня, когда она была не у меня и не для меня».
Захватив ноты, она хотела уйти, но Алексей остановил её.
— Ещё Можарова поручила мне пригласить тебя ехать с нами на лодке.
Серёжа испугался, что не успел предупредить Ольгу, и что она даст ему своё согласие, но Ольга отказалась.
— Нет, благодарю. Я сейчас зашла к королеве… к Зое Дмитриевне, — почему-то нахмурясь, поправилась она, — и обещала с нею поехать. Ты ведь тоже с нами? — обратилась она к Серёже.
— Да.
— Я думала, и ты поедешь с нами. Ведь сегодня последний день Сережин, — подняв на брата глаза и тотчас же покраснев и опустив их, сказала Алексею сестра, и уж почти про себя пробормотала: — Зоя Дмитриевна просила…
— Передай, что я никак не могу сегодня, — уже зло отрезал брат. — Я дал слово. Вы можете присоединиться к нашей компании.
Сказал и отвернулся, делая вид, что ищет на столе какие-то бумаги. Его начинало раздражать одно и то же.
Ольга мельком взглянула на Серёжу и ничего не сказала. И Алексей был доволен тем, что она едет не с ним; сегодня её присутствие стесняло бы его, да и мать будет спокойнее за Серёжу, которого она всё ещё считала ребёнком.
Серёжа и Ольга вместе двинулись к выходу.
— Вы куда же едете? — чтобы не отпускать их так сухо, спросил Алексей. — Может быть, встретимся?
— На Кармасан.
— Значит, нет: мы на Светлую.
III
По случаю прогулки обедали рано.
Ольга и Серёжа тотчас же после обеда собрались к королеве, куда, по уговору, должны были прийти также Курчаев и Маркевич.
Мать Серёжи, старуха лет пятидесяти, купеческой складки, добрая и необыкновенно чувствительная, была очень недовольна, что братья едут не вместе и не посидят последний день дома.