Королева не приготовилась к подобному вопросу и, пробормотав что-то о деле, поспешила проститься со старухой, боясь, что не выдержит этой пытки.
— О-о-хо-хо-хо-хо!.. — провожал её печальный вздох матери, и королева всё представляла себе её озабоченно-грустное лицо.
Она стиснула на минуту зубы и закрыла глаза, стараясь отогнать приходившие ей в голову страшные мысли. Сидя на извозчике, она обдумывала, как предупредить старшего брата.
Прежде всего она решила заехать домой, предупредить отца не беспокоиться, если её долго не будет, а потом на Светлую, откуда, она знала, компания Алексея отправилась на другой берег.
Дома ей сказали, что отец обходит палаты, и она пошла было его разыскивать.
Но лишь только она вышла на больничный двор, как ей стало жутко. В последнее время ей как-то стыдно было показаться на глаза отцу, а в эту минуту, особенно. В её глазах он был подвижником, пожертвовавшим собою для людей более несчастных. Год тому назад она тоже дала ему обет идти по его стопам, но любовь остановила её на распутье и довела до этой страшной катастрофы. Дикий вой сумасшедших, крики, песни и голоса вырывались из тускло освещённых окон, забитых железными решётками, за которыми виднелись искажённые безумием лица и бритые головы.
Она никогда не могла вполне привыкнуть к этой картине, а теперь всё это особенно поразило её, и, приказав прислуге передать отцу, что надо, она поехала на Светлую, где стоял перевоз. Это было довольно далеко за городом, в противоположной стороне от места, где садились они.
Настала ночь, безлунная, тёмная, хоть и звёздная. На пристани было мрачно и глухо. Пахло рыбой, смолой, нефтью и рекой.
Нигде не виднелось ни одного огня. Всё спало, и чёрные силуэты лодок и барж неподвижно и уродливо рисовались во мраке. Дальше чернела река широко и пустынно, а за нею, на другом берегу, горел костёр; они должны быть там. Сама она не раз ездила туда с Кашневыми. Королеве стало ещё более жутко.
Что делать! Где найти лодку?
Ей попался хороший извозчик, старик, и она обратилась к нему со своим вопросом.
— Какая теперь лодка, барышня. Все спят, а кто не спит, пьянствует, чай, в трактире… Народ тут балованный! Пристань, одно слово… Да вам зачем это лодка-то об эту пору? — помолчав, подозрительно спросил извозчик.
— Вот туда мне надо ехать, — указала она на другой берег реки по направлению горевшего костра, свет которого по временам мигал: очевидно, его закрывали со стороны реки двигавшиеся там фигуры людей.
— А-a… К своим, верное гуляют? — догадался извозчик.
Она ничего не ответила и в нерешительности стояла около экипажа.
— Тоже погулять хочется, — продолжал старик, и видно было по тону, что он улыбался.
— Нет… Человека там мне одного нужно… Беда случилась, — вырвалось у барышни, и ей захотелось рассказать извозчику об этой беде.
— Б-е-е-да-а?.. — протянул старик.
— Да. Человек на Кармасане утонул… Парень лет семнадцати. Так вот его брата нужно, а он там, — объясняла королева, без подделки впадая в тон своего собеседника.
— Царство ему небесное… Божья воля… — снявши шапку и перекрестясь, отозвался извозчик… — Купался, видно, да плавать не умел?
— Да, — машинально ответила королева, и только тут перед ней вырос тревожный вопрос: нечаянно утонул Серёжа, или… Но она со страхом отогнала от себя последнюю мысль, смутно напрашивавшуюся к ней и раньше, отогнала потому, что эта мысль вела за собою много других мыслей, ещё более сложных и мрачных.
— Из господ, видно, парень-то?
— Из господ.
— Здешний?
— Здешний.
— Из чьих будет?
— Кашнев его фамилия. Младший брат архитектора.
— Лексея Лексеича?
— Да. А ты его знаешь? — живо спросила королева, и сама неприятно смутилась за эту живость.
— Лексея Лексеича-то? Ещё бы! Как не знать! Хороший господин! Ежели бы таких господ побольше, жить бы можно. Шагу не ступит пешком. Настоящий господин.
— Вот его-то мне и надо известить.
— Так подождите… Они скоро, чай, будут. Какое теперь время-то?
Королева взглянула на часы и не без труда нашла стрелку.
Но стрелка показывала что-то совсем несообразное: половину шестого.
Это приблизительно был час, когда утонул Серёжа.
Она поднесла часы к уху: они стояли.