Выбрать главу

В комнате сразу точно все расцвело: ярче вспыхнули огни; веселее засмеялось шампанское и как-то мгновенно спала чопорность с двух её подруг.

С разбега она бросилась на шею Гринчукова; он быстро закружился вместе с ней, так что от её развевающегося хитона пошёл ветер.

Наконец она взвизгнула и повалилась на диван в полном изнеможении.

Гринчуков поднёс к её большому страстному рту шампанское, и она, не поднимаясь, выпила его, проливая струйки на круглый подбородок и высокую нежную шею.

Начался кутёж.

Крейцер охмелел после первого же бокала шампанского, но, когда доктор лукаво спросил его, какую из трёх он наметил для своего счастья, немец нахмурился и отрицательно замотал пальцем.

Доктор рассмеялся, шепнул что-то Гринчукову, тот взглянул на Крейцера и также захохотал.

Крейцер решил быть на страже. Он вызывающе обратился к Гринчукову:

— Вы эту любовь хотели показать мне?

— А, любовь! — отозвался тот, — и обратился к мисс Мэри, сидевшей у него на коленях, с несколькими вопросительными словами, которых Крейцер не разобрал.

Та утвердительно кивнула головой, захлопала в ладоши и бросила два слова маленькому бою-китайцу, моментально проскользнувшему в кабинет.

Китаец исчез — и в то время, как Гринчуков шептал что-то мисс Мэри, указывая чёрными глазами на Крейцера, в дверях появилась красивая фигура джентльмена в белом костюме с китайским веером в руке, которым он неторопливо помахивал перед своим лицом.

Лицо было бритое, по-видимому совсем молодое, необыкновенной красоты и благородства: лицо Адониса, раненого насмерть диким вепрем, мертвенно бледное, с большими, глубоко запавшими печальными глазами.

Эти глаза остановились на мисс Мэри, и только потом он изящно и с достоинством поклонился присутствующим.

— Мистер Смиф, — звонко назвала его имя мисс Мэри. — Наш доктор, — она весело рассмеялась и докончила с грациозным жестом, — и музыкант. Мистер Смиф нам будет играть, а мы танцевать и петь.

И одним прыжком она очутилась около Крейцера, обвила его шею тонкими обнажёнными руками, с которых соскользнули лёгкие шёлковые рукава и, прижимаясь к нему, залилась смехом, который, казалось, был так же обнажён как и её руки, и раздражал и опьянял своим, почти осязаемым, прикосновением.

Мистер Смиф опустил тёмные длинный ресницы, подошёл к пианино, бросил на него веер, и из-под тонких удивительно изящных пальцев его вырвались беснующиеся, сладострастно дрожащие звуки кекуока.

V

Да, это была действительно потрясающая история. Гринчуков рассказал её товарищам в нескольких словах. История любви, которая могла вспыхнуть смертельным огнём только под этими раздражающими звёздами, в пряном тропическом воздухе в стране колоссальных деревьев и мгновенно убивающих своим ядом змей, в кварталах безумно развратного Малай-Стрита, этого ослепительного и пьяного ада, в котором красота, порок и смерть кружатся в исступлённом танце.

В кабинете было душно, несмотря на то, что окна были закрыты только лёгкими занавесками, колеблемыми ветерком с моря. Но и этот ветерок не приносил прохлады; он как будто также был пьян и полон мутных желаний. Только холодное шампанское на мгновение приносило освежающую бодрость, и в эти минуты хотелось каких-то огненных снов наяву, ослепительной наготы и зверских ласк.

Англичанин медленно пил шампанское, и его бледное лицо становилось ещё бледнее, но глаза разгорались, как две траурных свечи.

Эти глаза умоляюще обратились к мисс Мэри — и он сказал ей:

— Я хочу слез. Если мне не суждена нынче твоя любовь, я хочу слез.

Она взглянула на него долгим, печальным взглядом, сделала повелительный знак молчать и, когда он снова коснулся клавиш, она запела ирландскую песню:

You'll wander far and wide, dear, but you, come back again; You'll come back to your father, and your mother, in the glen… (Ты едешь далеко, милый, но ты вернёшься назад, Ты вернёшься к родному очагу, к твоему отцу и матери)

Она пела грустно и негромко народную песню, которую, может быть, пела своему сыну мать, отправляя его в далёкое плавание, после того, как он только-что получил звание доктора и был назначен на военный корабль.

В Сингапуре его увлекли товарищи в Малай-Стрит, вот в этот самый дом. Он встретил здесь мисс Мэри и остался навсегда.

You'll hear the birds singing beneath a brighter sky… You’ll be comin’back, my darling. (Ты услышишь пение птиц под благословенным небом… Но ты вернёшься назад, дорогой)