-- Клавдия Петровна... умоляю вас... ради Бога... Тут, наверное, какое-нибудь недоразумение. Насколько я заметил, Владимир Николаевич тоже получил записку и пришел сюда.
-- Да! -- почти крикнула она. -- Лепорский тоже пришел сюда; что вы хотите этим сказать?.. Он знал, что я обыкновенно здесь гуляю, пришел и сейчас же показал записку. Он не поверил, он смеялся, и вы могли это заметить, если вы следили за нами... Господи! Это, наконец, невыносимо... Владимир Николаевич и в самом деле подумает, что у нас секреты.
-- Так это вы из-за Лепорского? -- невольно вырвалось у меня.
-- Что?
-- Рассердились.
Она побледнела.
-- Оставьте меня! Вы -- опасный шут. Вы -- ничтожество и... слишком большого о себе мнения! -- добавила Клавдия.
Я был ошеломлен.
-- Идите же, что вы стоите? -- воскликнула она. -- И пожалуйста, избавьте нас от своих посещений. Когда вы мне понадобитесь, я вас позову... но надеюсь, этого не случится!
Она круто повернулась и пошла опять к собору навстречу к Лепорскому.
7 мая
Неделю тому назад она прислала за мною вечером, часов в восемь. О, как я был обрадован, как я торопился! Клавдия ждала меня в будуаре и, когда я вошел, насмешливо пригласила меня садиться. Я молча сел.
-- Вам не стыдно, Иван Иванович? -- серьезно спросила она.
-- Как? -- приподнялся я.
-- Зачем вы пришли?
-- Вы меня... звали...
-- Но, послушайте, бедный паж, для вас еще ничего не потеряно... Вы можете удалиться хоть сейчас.
-- Нет, зачем же... я очень рад.
-- Иван Иванович! -- горячо сказала Клавдия. -- Мне вас, ей-богу, жаль! Будь я на вашем месте, я ни за что бы не пришла. Никогда! Я вас оскорбила. Поймите, какую унизительную роль вы играете.
-- Я играю ее для вас, -- тихо проговорил я.
Она молчала.
-- Вот что, -- быстро вставая, сказала она, -- вы передадите от меня письмо... вот оно.
И она вынула из-за корсажа небольшой листок бумаги, сложенный вдвое и не запечатанный.
-- Вы передадите ему, -- тихо докончила она.
-- Кому? -- машинально спросил я.
-- Лепорскому, -- шепотом ответила Клавдия.
-- Хорошо, -- сказал я.
-- Вы передадите письмо ему, дождетесь, пока он прочтет, и принесете его обратно сегодня же... хоть ночью... Слышите? Я вас буду ждать у окна.
-- Хорошо.
-- Теперь ступайте, паж! -- сказала Клавдия.
Я молча пошел.
-- Иван Иванович! Вернитесь на минутку: еще не все.
Я вернулся.
-- Видите ли, паж, письмо не запечатано -- это так нужно... но... вы не должны читать его.
-- Я знаю, я это хорошо понимаю, -- сказал я, -- но, ради Бога, Клавдия Петровна, объясните мне, почему вы именно меня посылаете?
Она смутилась, но скоро овладела собой.
-- Если вы так хотите знать, извольте! -- резко сказала она. -- Никто, кроме вас, многоуважаемый паж, не согласился бы на подобное поручение. А вы... вы очень храбры, даже чересчур: припомните-ка первое апреля. И наконец, что мне вам объяснять! Я пользуюсь своей властью, -- знаю, что вы мне не откажете, и -- слышите вы? -- пользуюсь этим. Королева сошла с ума, любезный паж! Думайте о ней все, что угодно. Ступайте!..
Я еще немного постоял. Мне хотелось говорить. Я задыхался...
Я поклонился и вышел. В гостиной я встретился с Иеронимовым, который, по-видимому, направлялся в будуар. Мы молча раскланялись. Я слышал, как отворилась дверь кабинета, и голос Петра Васильевича сказал мне вдогонку:
-- Студиозус, студиозус! Куда вы? А водочки?..
Через минуту я уже мчался на извозчике в другой конец города к Лепорскому.
Потом я совершил самый дрянной, самый грязный поступок в моей жизни. Ах, я чувствую, что и теперь, при одном воспоминании об этом, целое пламя приливает к моему лицу. Боже мой! Не доезжая до квартиры Лепорского, я отпустил извозчика, подошел к фонарю и прочел ее письмо.
"Вы удивлены? Вы торжествуете? -- писала Клавдия. -- Ну, что же, мне все равно, я делаю последнюю попытку, и, во всяком случае, не подумайте, что я побеждена вами. Боже! За что я вас полюбила? Ведь я нисколько не уважаю вас, я вас почти ненавижу, и вы это знаете. Но, ужасный человек, зачем вы пытаете мою силу, зачем вы хотите сломить ее? Ваши требования и ваша комедия -- преступны, слышите ли вы? Вы не смеете шутить с моей гордостью, делать мне вызов! Да знаете ли вы, что вы -- трус и что даже ничтожество Иванов в тысячу раз сильнее. Вы хотите перехитрить меня, так как вам хорошо известно, что я из одного самолюбия способна на многое. Владимир Николаевич! Пока не поздно, вернитесь ко мне прежним, каким я вас знала. Уступите хоть один раз: все равно я буду ваша. Нет, что я говорю -- я обезумела... Этого никогда не будет. Прощайте навсегда. Это письмо возвратите назад через И.".