Ее омрачало лишь одно в предстоящем празднике: Дерек. Брат, конечно, тоже был в числе приглашенных. Но этого было недостаточно, чтобы отравить настроение полностью, до выжженной пустоты безразличия или смирения; заставить испариться, то трепетное чувство, что овладело ею перед предстоящим праздником. Слишком многого она ждала от него, слишком на многое надеялась.
'Он больше не посмеет причинить вред мне или моему избраннику. Я укажу на его место, откуда он будет лишь тянуться за жалкими подачками, делать, как я захочу: приплясывать и выдавливать улыбки и любезности по команде. И, может быть, я буду к нему благосклонна'.
Флориана довольно улыбнулась. Она слишком уверилась в своей силе и в силе своих соратников, думая, что теперь в полной безопасности. Позабыла лишь, что Дерек не склонился перед отцом, и трудно верить в то, что склониться перед ней - сопливой девчонкой, возомнившей себя тем, кем пока не является. Трудно заметить в себе черты чрезмерных гордости и самомнения.
Для кого-то дни шли неторопливо, тянулись. Они продолжали жить своей одинаковой день за днем, размеренной жизнью. Все в ней было слаженно и последовательно, движения плавны и отточены, слова давно заучены. И этот единый механизм работал без перебоев и остановок день, неделю, месяц, год. И казалось, что ничто не способно помешать ему, разрушить привычный уклад бытия.
У кого-то день пролетал за мгновение. Краткий яркий и сочный миг, лучом блеснувший на радужке и погрузившийся в очарование вечерней тишины. Несколько дней мелькали как один, с огромной скоростью приближая утро к вечеру, а затем и к ночи. Все это время проводилось в трудах, сменяемых редкими минутами тишины и покоя, урывки которых сглаживали дни беспрестанной деятельности. Словно маленькие островки забвения в океане сутолоки; они были теми краткими мгновениями, когда можно было закрыть глаза, успокоиться, дать убаюкать себя тишине. Но это было лишь мгновение, секунды затишья перед очередной бурей; вихрем деятельности, заставляющем все и всех, кто попадал в его радиус, двигаться в едином ритме для достижения цели.
Работа была Флориане в радость. Она вкушала плоды своей деятельности, как дивный заморский фрукт, вкус которого заставлял жмуриться от удовольствия. Она трудилась во благо своей страны, для своего народа и потому не жалела себя; отдавая себя всю, посвящая себя всю. Она мечтала, чтобы люди признали ее истинной дочерью своего отца, чтобы ее правление было таким же честным и бескорыстным, справедливым. Чтобы отец с матерью могли гордиться ею, радоваться ее успехам, любоваться своей маленькой девочкой. Некоторым министрам была непонятна ее кипучая жажда деятельности, единицы из них позволяли себе высказываться на этот счет. Но, как правило, не при королеве и в полголоса. Лишь приближенные к ней люди знали причину. Вернее их было две. Но, в общем, взятый ею курс вызывал одобрение, что и было истинной и наиглавнейшей целью.
Время пролетало незаметно. Флориана не успела опомниться, как вплотную подошла ко дню своего двадцатого рождения. Мысли ее были далеко от праздника и от того, что на нем должно произойти. Ей не хотелось раньше времени забивать голову мыслями о предстоящем бале, которые, по сути, должны были превратиться в неофициальные смотрины. Последнее вызывало бурю противоречивых чувств. Вроде бы и смирилась, грустно улыбаясь при воспоминаниях или напоминаниях об этом, но в тоже время внутри все дрожало. Она привыкла быть одна, решать все вопросы самостоятельно. Но когда появиться супруг, ей придется потесниться на троне и делить уже с ним горе и радости страны. Это вызывало в ней чувство ревности, недоверия и страха. Она слишком сильно свыклась с мыслью, что управление Финеей полностью в ее руках, как и все министры, совет и казна. И Флориана была совершенно не уверена, готова ли она впустить в этот мир кого-то еще, даже если ей повезет, и она выйдет замуж не по расчету.
В отличие от самой королевы все жители дворца и Финеи были охвачены предпраздничной суетой. Все, от последнего конюха и маленькой прачки до степенного Лестора готовились к именинам ее Величества. Но, как показалось самой королеве, никто не готовился к этому больше, чем ее фрейлины. Даже тихая и скромная Нан, втянутая в это дело с головой, смеялась и заговорщически шушукалась со старшими подругами. Флориана непонимающе смотрела на них в такие моменты, не зная, как поступить: то ли отругать за безделие и глупости, то ли порадоваться, что хоть кому-то предстоящее пиршество доставляет удовольствие. Хотя на ее взгляд, все было слишком пафосно и помпезно.