Три долгих дня Жазмин пролежала в постели, скрытая ото всех, в том числе и от жениха, которому так толком и не объяснили, что с невестой. Лекарь еще наделся, что это пройдет. Ровно трое суток девушка билась в конвульсиях, сотрясающих тело несчастной, и тянула обломанные, испачканные бурым ногти к чесавшимся местам. Она рыдала, стонала, рычала, сипела, шипела, просила, умоляла, кричала, но все было бессвязно и больше походило на бред. Иногда она затихала, а потом все начиналось сначала.
Когда чесотка отпустила, на девушку было страшно смотреть. Глаза почти всегда были закрыты, но это не мешало увидеть огромные синяки под ними, черты лица заострились, кожа превратилась в грубую, словно пергамент. Было ощущение, что она умерла. Лежащее перед лекарем и королем, коего допустили, когда девушка успокоилась, тело никак не походило на пышущую еще недавно здоровьем и молодостью красавицу-девицу Жазмин, невесту принца. Золотистые некогда волосы стали отвратительными бесцветными паклями, сравнимыми разве что только с соломой. Сухие и тонкие, они утратили свой цвет, блеск и шелковистость. Также как и вся иная красота Жазмин. Тело, из которого в одночасье выпили энергию, молодость и саму жизнь, было покрыто струпьями. На вопрос короля, есть ли надежда, лекарь лишь покачал головой. Хотя вопрос был излишним. Это подтвердил бы и слепец. Жазмин была еще жива. Еще пока. Но не лучше было бы ей умереть, чем проснуться и увидеть, узнать, чем она стала.
Жазмин очнулась в тот же день под вечер. Ее сознание не выдержало трехдневной пытки болью. Без прогнозов и диагнозов лекаря было понятно, что у девушки помутился рассудок. И если на первый взгляд могло показаться, что она такая же, как раньше, то уже в следующую секунду перед присутствующими в покоях невесты принца могла предстать разъяренная фурия, а спокойное лицо искажала гримаса ярости. Могла она, и начать разговаривать сама с собой или смеяться, не обращая ни на кого внимания. Сначала тихо, еле слышно, а потом со всевозрастающей силой. Прекрасные голубые глаза - единственное, что ей удалось сохранить от былой внешности - порой затуманивались. Это могло быть, как полным погружением девушки в себя, так и предвестником нового приступа сумасшествия.
Такой предстала бывшая красавица Жазмин перед очами короля Аугуст-Флара, не поверившему, когда ему в подробностях пересказали все, что произошло с девушкой, во что та превратилась, закончив неутешительной новостью, что она окончательно и бесповоротно потеряна для принца. Рийен пожелал немедленно посетить покои невесты, где она была заперта все эти дни, и куда вход всем кроме лекарей был строжайше запрещен. Он также не поверил словам и хотел своими глазами увидеть, убедиться, что ему просто морочат голову, ведь невозможно, чтобы сказанное было правдой. Такое не приснилось бы и в кошмарном сне. Не могла прекрасная Жазмин стать тем, что ему описали. Король, понимая, что сын не успокоится, дал разрешение, и принца пустили в комнату к невесте. Замерев на пороге, увидев, что от былой красоты Жазмин не осталось и следа, Рийен обомлел. Побледнев и издав какой-то звук, частично напоминающий писк, стремительно покинул покои девушки, что больше напомнило позорное бегство. Помолвка была разорвана, а сама Жазмин возвращена в дом отца.
Несколько дней Рийен не выходил из своих комнат, он также не желал никого видеть и ни о чем слышать. Наследник Алиора переживал свою первую в жизни трагедию. Когда Аугуст-Флар уже всерьез начал опасаться за душевное состояние сына, похудевший и осунувшийся принц сам покинул покои и созвал придворных на большую охоту, чем удивил не только родителя, но и весь двор. Принц вел себя так, словно ничего не произошло. Никогда больше он не заговаривал о сорвавшейся свадьбе и девушке с глазами цвета неба, если кто-то в его присутствии упоминал о ней или пытался поговорить о случившемся, Рийен замыкался в себе, а взгляд его затухал. Не проронив ни слова, он покидал любого, кто затрагивал эту тему. Когда стало понятно, что принц не обделяет себя женским обществом, король решил, что, к счастью, его не особо затронула беда, приключившаяся с бывшей невестой. И не любовь заставляла его добиваться белокурого ангелочка в законные супруги, а извечное желание обладать самыми ценными и красивыми игрушками, коей на тот момент была Жазмин. Никаких чувств не было, влекла внешность и слепая всепоглощающая жажда иметь в собственности самый дивный цветок во дворце, ловить взгляды обожания и поклонения, что неизменно сопутствовали бы каждому появлению Жазмин на публике. Холить, лелеять его, изредка демонстрируя правителям и послам других государств, чтобы весть о самой прекрасной из королев разнеслась по всем землям континента и проникла, пронеслась птицей над морем и поразила государства, по другую его сторону. Было сожаление и мальчишеская обида, что столь чудесное явление покинуло его, ускользнула прямо из пальцев.