ежать вверх по бесконечным лестницам или все же проявит хоть каплю достоинства. Какой она будет, эта временная супруга ее брата, обреченная провести малое по меркам сиидха время среди них? Эта пришла босиком, как требовали обряды. Невысокая, скорее пухленькая, нежели стройная. Рыжая и зеленоглазая. Она улыбалась. Робко, но ничуть не заискивающе. Вместо короны ее голову украшал венок из кленовых листьев, делавшей смертную похожей на Госпожу Осень. Ивэнн было ее имя. «Ивэнн - так зовут меня родные, - нерешительно прозвучал под сводами Чертога тоненький голос. - Я пришла во имя исполнения Договора, по собственной воле и без принуждения, и я рада приветствовать вас, король... и королева». Вряд ли она была рада на самом деле. Обличье детей древних богов было непривычным для глаза смертных. Сиидха пугали людей - способностью долго сохранять бесстрастную неподвижность, уподобляясь скалам и деревьям, плавной текучестью в движениях и беседах, сходной с течением могучих рек и потаенных лесных ручейков, холодными отблесками огня божественного творения, мерцавших в глубинах зрачков. Эйриана была уверена, что показная храбрость смертной вскоре иссякнет, и та станет такой же, как и все предыдущие невесты ее брата - замкнутой, не покидающей отведенных ей комнат, испуганно шарахающейся при каждом обращенном к ней слове и считающей дни до окончания срока своего пребывания здесь. Король Зима, пришедшей на смену Госпоже Осени, засыпал снегами Холмы, звериные тропы в лесу и каменные дороги людей. Эйриана переживала позабытое и казавшееся от этого поразительно новым и острым чувство - изумление. Ивэнн нашла общий язык с ее замкнутым, высокомерным братом. Смертная дева пела в древних чертогах, смертная отыскала серебряные иглы и завершила гобелены, заброшенные принцессой Эйрианой несколько десятилетий назад и скучавшие на своих рамах. Смертная была вежлива и любопытна, как прирученный зверек, убедившийся в том, что никто не собирается причинять ей вреда. Рыжий всполох локонов мелькал повсюду, никто не отказывал ей в беседе или наставлении, ей открывали двери и улыбались - рассеянно, но приязненно. Все понимали, что Ивэнн вернется к своей родне, но, пока она оставалась здесь, жизнь казалась чуть веселее, самую малость ярче. Привычные с детства и юности вещи приобретали новый окрас и новый смысл - лишь потому, что кто-то взглянул на них свежим взглядом и искреннее восхитился ими. По возвращении домой Ивэнн предстояло стать самой богатой женщиной в королевстве - так щедро осыпали ее подарками и безделушками, не нужными здесь, под Холмами, но такими ценными наверху. Дары, полученные всего лишь за то, что она была мила и любознательна, за то, что наполнила чертоги жизнью - и даже напоминание о том, что людям предстоит править этим миром не казалось таким горьким, как обычно. - Она все еще невеста тебе или уже жена? - Эйриана не может разобраться в себе и своих чувствах, а потому язвит брата, получая удовольствие от ощущения скрытого страдания, что исподволь проступает на его лице - отражении ее лица. - Она подруга мне и собеседница, - сдержанно отвечает Эйрианн. - Она так непохожа на остальных, что... - Что ты готов оставить ее здесь еще на год? - в притворном изумлении ахает Эйриана. - Не тронув при этом и пальцем? Но какой тогда прок от ее присутствия? А вдруг случится чудо, тебе повезет и она понесет? - Смертные супруги наших правителей всегда забирали своих отпрысков с собой, - напоминает Эйрианн. - Потому что в Холмах хватало собственных детей и нам не было нужды в полукровках, - отмахивается принцесса. - Этого мы вполне можем оставить себе, в Договоре ничего не говорится о плодах союза между сиидха и смертными. - Ивэнн вряд ли это понравится, - неожиданно для сестры говорит Эйрианн, и потаенный огонь вырывается наружу, испепеляя все вокруг. - Да кого интересует ее мнение?! - в ярости кричит Эйриана. - Она всего лишь смертная, она принадлежит нам - целиком, от волос до ногтей! Она и все, что она принесет в это мир! Ты трясешься над ней, как невесть над какой драгоценностью, и сам не прикасаешься к ней, и другим не позволяешь! Она - как стена между нами, и я хочу, чтобы эта стена была разрушена! Сегодня же, сейчас! - Эйриана, - пытается образумить сестру Эйрианн, но серебряное пламя мечется по чертогам, принцесса в гневе, принцесса привыкла получать то, что ей заблагорассудится, и Эйриана вихрем врывается в покои смертной невесты-жены своего брата, бессвязно обвиняя рыжую невесть в чем. А та только смотрит, кивает и успокаивающе говорит: - Ну конечно, госпожа принцесса. Мы поступим по вашему слову. Простите меня, я должна была догадаться раньше. Но я не знала ваших порядков. Простите меня. Ивэнн берет принцессу сиидха за руку, и та ошеломленно смолкает. Никто из смертных прежде не прикасался к ней, ей казалось, одно такое малейшее прикосновение должно убить ее, разрушить сеть сплетенных вокруг нее чар бессмертия. Но ничего подобного не происходит. Сквозь теплые пальцы Ивэнн течет сила, схожая с той, что весной пробуждает оледеневшие деревья и побуждает форель разбивать хвостом толстый лед на реках. Эйриана теряет дар речи - и послушно идет за смертной. Придворные и былые возлюбленные провожают ее изумленными взглядами, но никто не решается вмешаться, никто не преграждает путь маленькой упрямой Ивэнн и не спрашивает, что это она творит. Они любят друг друга - всю долгую, бесконечную зимнюю ночь, ведь под Холмами не бывает дней, подземные чертоги всегда наполнены ровным, убаюкивающим золотистым светом распускающихся фонариков на тонких стеблях. Они любят друг друга - двое бессмертных и смертная, сплетаясь и соединяясь на зеленом шелке, расшитом серебром, и Эйриана счастлива - бездумно и безмысленно. Она удивляется самой себе - с чего бы ей, познавшей все уточенные изыски постельных игр, таять от неловких поцелуев смертной девицы и беспечно смеяться, когда рыжие локоны щекочут лицо? Ивэнн пропускает ее волосы между пальцев - прямые, тонкие локоны цвета старого серебра, Ивэнн стонет под ее братом и шарит рукой по постели, отыскивая ее пальцы и с внезапной, звериной силой тиская хрупкую кисть принцессы сиидха. В Ивэнн нет ни капли глупого упрямства, она покорна без заискивания и стремления угодить, она уступает любым их прихотям и тихонько всхлипывает, когда пальцы Эйрианы безжалостно вынуждают ее снова и снова биться пойманной на крючке рыбкой. Эйриана смотрит на лицо брата, видя на нем отражение наслаждения - такого же, какое сейчас владеет ею самою. Когда-то ей хотелось, чтобы Эйрианн вот так смотрел на нее, но брат решил - нельзя. Она знала, что решение причинило ему боль, что он желал ее, что, будь он или она чуть решительнее нравом, она бы стала его королевой, а не просто сестрой - но с годами смирилась с его решением. Тогда было нельзя - а сейчас можно. Потому что есть Ивэнн, смертная, пронизанная светом солнца, живая и горячая, хмельная, как молодое вино - сиидха позабыли его вкус, кружащий голову и сладостью тающий на языке. Ивэнн целует Эйриану и шепчет что-то на языке людей - слова, о потаенном смысле которых принцесса догадывается без особого труда. Она засыпает, и брат с сестрой переглядываются поверх вороха растрепанного золота. - Я хочу, чтобы Ивэнн осталась с нами, - говорит Эйрианн, тем голосом, что уже давно не звучал в чертогах - голосом истинного правителя Холмов. - Она станет моей королевой, третьей между нами. - Я согласна, - кивает Эйриана, но что-то не дает ей покоя, не оставляет, грызет изнутри, и спустя несколько дней она спрашивает у Ивэнн: - Скажи, как среди людей зовется то, что я испытываю к тебе? Я желаю быть с тобой и желаю навсегда изгнать тебя из чертогов, чтобы никогда не вспоминать о тебе. Всякий миг без тебя становится мучением, даже когда я знаю, что ты здесь, рядом. Я хочу твоей смерти - и страдаю, осознавая, что бессмертие не делится на части и я не способна подарить его тебе - вот так! - она набрасывает на шею Ивэнн янтарное ожерелье и любуется золотым отсветом на белой коже. - Что это такое, Ивэнн, и как мне жить с этим? - Это любовь, принцесса, - отвечает смертная и отводит зеленый взгляд. - М