Коллекция Фридриха настолько обширна, что было подсчитано, что те, кто увидят ее целиком, сократят свое пребывание в чистилище на 1902202 года и 270 дней. Люди, посмотревшие коллекцию, могут передать эту заслугу своим близким. Один человек передал свои духовные заслуги своей жене, а другой — своей дочери“.
„А как определяется ценность реликвии?“ — спросила Аве.
„В Риме есть таблицы. Несколько столетий назад было решено, что стоит взглянуть на кости одного святого — я забыл, какого именно, и пребывание в очистительном пламени сокращается на 4000 лет.
Поскольку у Фридриха так много реликвий, он установил традицию выставлять их каждый год в День Всех Святых, 1 ноября. Вот поэтому я прибил свои тезисы 31 октября. Ведь люди могли увидеть их на следующий день.
И мой план удался. Я слышал, как один человек сказал: „Отец Лютер прав. Индульгенции противоречат Библий“, а другой добавил: „Я устал посылать деньги в Рим на строительство собора святого Петра и поддерживать Микеланджело, хоть он и великий мастер“.
„Я перевел тезисы с латыни на немецкий и отправил их друзьям и недругам. Я даже послал копию архиепископу Альберту!“ Он почесал затылок и рассмеялся. Затем добавил: „А теперь я должен торопиться, у меня назначена встреча“. Он улыбнулся девушкам и кивнул Иерониму. „Он покажет вам город“.
Иероним, окруженный девушками, пошел в восточном направлении. „Его тезисы на самом деле перевернули мир, — сказал он. — Я писал о них. Льва больше всего задели 82 и 86. Они гласят:
Почему папа не освободит из чистилища всех во имя любви?…
С моральной точки зрения это лучшая из причин…
Раз доход папы больше, чем у самых богатых людей, следующим вопросом Лютера был такой:
Почему бы ему не построить этот собор святого Петра на свои собственные деньги?…
Деньги текли сквозь его пухлые пальцы, как вода!“
Ведя за собой бывших монахинь, Иероним перешел через ров, окружавший Виттенберг. Он поболтал со стражниками, посмотрел укрепления, остановился у пекарни и купил каждой девушке пирожное. Куда бы он ни направился, везде его и девушек встречали улыбками. Кати услышала, как один старик сказал: „Ну и ну! Неужели фон Карлштадт наконец сумел вернуться к ветхозаветным временам и ввел многоженство?“
Это встревожило Кати, и она спросила: „А кто такой Карлштадт?“
„О, он и Цвиллинг доставили много неприятностей Лютеру, когда он скрывался в Вартбургском замке, — ответил Иероним. — Эти двое чуть все не испортили“.
„А что они натворили?“ — спросила Кати, повышая голос.
„Это долгая история…“
„Давайте вернемся. Я падаю с ног“, — перебила Аве, едва не падая.
У ворот Черного монастыря Иеронима снова посетило вдохновение. Повернувшись к Кати, он спросил: „Не хотите пойти со мной к Лукасу Кранаху? Он пишет мой портрет“.
Кати посмотрела на него в замешательстве. „Т-только мы вдвоем?“
„Вы не возражаете?“
„Я раньше никогда не оставалась наедине с мужчиной. Это далеко?“
„Нет. Это между монастырем и церковью замка. Это красивый дом, построенный Каспером Тройшелем, умершим десять лет назад“.
Немного отстав от Иеронима, Кати покинула других и почувствовала, что Аве и все остальные смотрят ей вслед с удивлением.
Пройдя полквартала, Иероним остановился. „Давайте пойдем рядом, — попросил он. — Так удобнее разговаривать. Мы почти пришли“.
Чувствуя ужасное смущение, Кати весьма неохотно выполнила его просьбу.
Глава 8. Разбитое сердце
Иероним трижды поднял и опустил тяжелый дверной молоток, после чего красиво отделанная дверь особняка Кранаха широко распахнулась. „Чем могу служить?“ — спросил слуга в красной ливрее, низко кланяясь.
„Господин Кранах работает над моим портретом“, — ответил Иероним.
Через минуту появился сам Кранах и пригласил их войти.
„Это Катерина фон Бора, — торжественно объявил Иероним. — Она одна из монахинь, бежавших из Нимбсхена“.
„Ах да, конечно. Я слышал о них“, — ответил Кранах, кланяясь Кати и награждая ее улыбкой. Он провел пальцами по своей белой бороде клинышком и пышным усам. „Пройдемте в мастерскую“, — он указал на лестницу.
Роскошь дома превосходила все, что приходилось видеть Кати. Ей он показался вратами рая. Ее изумляли толстые ковры, тяжелые серебряные подсвечники с высокими свечами, кушетки с грудой подушек, кресла с высокими спинками, полированные столы.
„Ваш портрет почти готов“, — сказал Кранах, открывая дверь мастерской.
При свете заходящего солнца, светившего сквозь цветные стекла окна на лестнице, Кати изучала художника краешком глаза. Кранах был на десять лет старше Лютера, и голова его поседела. Седые волосы составляли странный контраст с его темными, страстными глазами.