Вскоре Экк — не тот Экк, с которым я встретился в Лейпциге, начал обвинения. У меня нет времени повторять все, что он говорил, осуждая мои книги. Задавая вопросы, он злился все больше и больше и в конце концов закричал: „Я спрашиваю тебя, Мартин, отвечай честно, не лукавя: отрекаешься ли ты или нет от своих книг и ошибок, которые они содержат?“
„В этот момент, Кати, я почувствовал новый прилив силы от Господа. Повернувшись к нему, я ответил: „Поскольку ваша милость и господа хотят услышать простой ответ, я отвечу, не лукавя. Поскольку я убежден Писанием и доводами здравого смысла, я не принимаю власти пап и соборов, потому что они противоречат друг другу, — моя совесть подчиняется Слову Бога! Я не могу и не буду каяться в чем-либо, потому что идти против своей совести непозволительно и небезопасно! Вот, я стою перед вами, и по-другому быть не может. Да поможет мне Бог. Аминь“.
„Я оставался в Вормсе еще несколько дней, пока ученые пытались убедить меня в том, что я заблуждаюсь. Я помню, как избиратель из Бранденбурга спросил: „Вы действительно имеете в виду, что не подчинитесь ни в коем случае, если не будете убеждены Святым Писанием?“ На это я ответил: „Да, любезный господин. А еще меня может убедить ясный довод“.
„26 апреля наша группа покинула город. Я не покаялся и не изменил своим мыслям. Во время нашего путешествия назад в Виттенберг нас неожиданно остановили, когда мы проезжали лес Вальтерсхаузен. Какой-то разбойник схватил лошадь под уздцы и ударом кулака сбросил на землю нашего кучера. Другой потребовал, чтобы мы назвали свои имена, и, когда я сказал, что меня зовут Мартин Лютер, он направил на меня свой самострел.
Доктор Амсдорф сильно испугался. Но, зная, в чем дело, я шепнул ему: „Не волнуйтесь, мы среди друзей“. Далее, когда мы оказались в укромном месте, меня переодели рыцарем и сказали, что теперь мое имя Юнкер Йорг. Мы проделали долгий путь и наконец достигли Вартбургского замка. Там меня заперли в келье.
После нескольких часов пребывания в келье меня перевели в лучшую комнату. Там меня держали до тех пор, пока мои волосы и борода полностью не отросли. В ожидании этого я изучал речь и манеры рыцарства“.
„А кто задумал это ложное похищение?“ — спросила Кати.
„Фридрих Мудрый!“
„Почему?“
„Потому что кончалось действие охранной грамоты, а я знал, что император хочет, чтобы меня арестовали“.[15]
Глаза Кати округлились. „А вы боялись?“
„Конечно. Кроме того, я находился под смертным приговором. И все же больше всего я чувствовал скуку. Часы тянулись невыносимо медленно. И вдруг Господь нашел для меня дело. Он велел мне переводить Новый Завет на немецкий язык.
Пока я работал, пытаясь упростить свой вариант так, чтобы любой мирянин мог свободно понимать смысл, меня мучили плохие сны, чувство неуверенности, кроме того, я страдал желудком. Иногда мне казалось, что комната полна демонов. И тем не менее Господь помог мне. Я закончил перевод за одиннадцать недель.
Кати, все дети Божии должны пройти через черные времена. Бог всегда помогает нам. Всегда! Он — наш Вартбургский замок! Сегодня мой Das Newe Testament Deutsch[16] читается по всей Германии. — Он посмотрел на часы. — Не забудь поговорить с доктором Амсдорфом! Он преподавал в Виттенберге за девять лет до того, как я приехал. Доверься ему. На него можно положиться. — Лютер протянул руку. — Ты должна меня простить. У меня занятия“.
Глава 10. Роман
Сидя в одиночестве за кухонным столом, Кати ела с трудом, не помогало даже то, что на столе было ее любимое кушанье — капуста и колбаса. Мысли ее были далеко. „Чего хотел доктор Амсдорф? Почему Лютер утаил это от меня?“
Она откусила маленький кусочек колбасы. Он был безвкусным, несмотря на то что, когда она готовила колбасу из свинины, она положила в нее много специй. Заставляя себя жевать, она стала думать о карьере человека, с которым должна была вот-вот встретиться. Подобно ей самой, доктор Николас фон Амсдорф был благородного происхождения. Он был всего лишь на три недели младше Лютера, и Лютер полностью ему доверял. Более того, он был одним из немногих, кто знал, что Лютер прятался в Вартбургском замке.
Кати вернулась в свою комнату в доме Кранаха и заставила себя прилечь. Инстинкт убеждал ее, что ей не следует торопиться. Большая спешка может спугнуть кошку! Проходили долгие минуты, и она по крайней мере пятнадцать раз взглянула на себя в зеркало. Да, ее стриженые волосы выглядели прекрасно. Красивый воротничок сиял белизной и был хорошо накрахмален. Обувь тоже блестела.
15
Его эдикт, представленный парламенту 6 мая, гласил: „Мы дали ему двадцать один день начиная с 25 апреля…