„Одно из последствий заключается в том, что я, а не вы, теперь несу ответственность за образование сыновей доктора Лютера“, — сказал он.
Кати оторопела. „Но это невозможно! — воскликнула она, не веря услышанному. — Дайте мне завещание, и я прочту вам один из параграфов“, — потребовала она. Изо всех сил стараясь держать в узде нервы и гнев, Кати вырвала лист у него и начала читать:
В-третьих, и что самое главное, я хочу, чтобы не она заботилась о детях, а дети поддерживали ее, чтили и подчинялись ей, как велел Бог… Более того, я считаю, что мать — лучший опекун своих детей, который не будет использовать свое имущество и свою долю, чтобы повредить им или лишить их положенных преимуществ, и они являются ее плотью и кровью, поскольку она выносила их под сердцем…
„Да, я читал это, — ответил Брюекк. — Но, как я сказал вам, это завещание незаконно“.
„Каким образом?“
Брюекк пожал плечами. „Слова самого доктора в конце этого документа делают его незаконным. Послушайте: „Наконец, я призываю всех в свидетели, что в этом завещании я не прибегаю к законным формам и словам (на что у меня есть причины), я призываю вас признать меня тем, кем я являюсь по правде… что я человек, которому можно доверять и верить больше, чем нотариусу…“
„Ваш муж, фрау Лютер, был авторитетом по Библии и морали, но он не авторитет в немецком законе. Извините меня. Завещание не законно“. Он встал и протянул руку. „Я сделал все, чтобы вам помочь. Тем не менее я должен подчиняться закону“.
Колени у Кати дрожали, когда она спускалась по ступенькам и выходила на улицу. Остановившись из-за телеги с оружием недалеко от Черного монастыря, ей пришлось дожидаться, пока группа мужчин не освободит дорогу. Пока она ждала, она сказала: „Ханс, я не буду волноваться. Бог помог твоему отцу, и Он поможет нам. Он найдет возможность помочь закончить твое образование и стать юристом. Не волнуйся“.
„Я не буду волноваться“, — ответил он, обнимая ее.
Следующие недели были трудными для Кати. Она работала еще усерднее на кухне и обеспечивая постояльцев. Но сердце ее было не на месте. Она ужасно скучала по мужу. Ей не хватало звука его голоса, скрипа его пера, его ответов за столом, его бурных заявлений.
Постояльцы были добры, большинство из них поторопилось с оплатой, но сердце Кати больше не лежало к этой работе. Она вспомнила письмо, в котором доктор предложил ей продать все за исключением Черного монастыря и приехать в Зульсдорф. Один из самых счастливых моментов ее жизни прошли на этой маленькой ферме, которая совсем недавно принадлежала ее отцу. Любимое письмо от мужа начиналось со слов: „Богатой даме из Зульсдорфа, госпоже доктор Катерине Лютер, которая обитает во плоти в Виттенберге, но духом в Зульсдорфе“. Но взглянув на все реалистично, она знала, что это место не сможет прокормить ее и детей. Необходимо было купить Вахсдорф, небольшой участок земли, соседний с Зульсдорфом.
К сожалению, такая сделка требовала одобрения канцлера Брюекка, а он его не дал. „Эта земля, фрау Лютер, — сказал он, — не годится. Она слишком песчаная для пастбища. Как друг вашего мужа и как опекун его детей, я должен сказать нет“.. Он встал, показывая тем самым, что разговор окончен.
Кати остановилась в дверях. „Я могу обсудить это с вами в другой раз?“ — спросила она.
„Конечно, а за это время я помолюсь об этом“.
Однако не все двери, в которые Кати стучала, оставались закрытыми. Избиратель Иоанн Фридрих убедил ее в том, что она могла свободно пользоваться Черным монастырем до конца жизни. Он также вручил ей тысячу гульденов, считая, что она может употребить их на благо и в интересах своих детей. Графы Мансфельдские тоже проявили щедрость, пообещав ей две тысячи гульденов.
Наступала весна, снег таял, на деревьях появились почки. Кати заметила, что благословения преумножались. Король Дании прислал свой обычный ежегодный дар — пятьдесят талеров, герцог Прусский согласился помочь Хансу, учившемуся в университете в Кенигсберге, а канцлер в конце концов разрешил ей купить ферму Вахсдорф. Лучше всего то, что избиратель Иоанн Фридрих помог ей с ценой. Той весной, пока она занималась переездом в Зульсдорф, все, казалось, шло чудесно. Затем ей в руки попал тревожный документ, написанный Меланхтоном. Она с тревогой прочитала:
Для меня было бы легче пострадать и умереть, чем внушить ложные подозрения, но если окажется правдой то, что император хочет напасть на эти земли из-за религиозных распрей, то несомненно обязанность этих земель заключается в том, чтобы защитить себя, своих подданных, как сказал святой Павел: „Начальник не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое“. Это должно происходить тогда, когда человек отражает банду убийц, независимо оттого, командует ими император или кто-нибудь другой. Это публичная тирания… Как поведут себя испанцы, итальянцы в этих землях мы знаем, потому что видели, что они творили раньше. Посему каждый отец должен предложить свое тело и свою жизнь, чтобы остановить эту тиранию.