Я попыталась расспросить мать жениха — старую, сморщенную женщину по имени Те-те-мар, что означало «куница». Я еще плохо понимала язык ум-и-пуш, мы общались в основном жестами, и о смысле слов старухи я больше догадывалась. Там, в лесной глубине, находилось священное озеро ум-и-пуш — Ни-тим-те, «Озеро любви». Новобрачные проводили на его берегах свою первую ночь. Супруги, чтобы любить друг друга, тоже приходили туда. Воды озера дарили женщине плодовитость, а мужчине — любовную силу. Но главное — Ни-тим-те хранило любовь. Души умерших супругов встречались на его берегах, обретая вечное счастье. А злые люди, не знающие любви, не смогут найти это озеро, сколько бы ни искали. Те-те-мар говорила, а в ее мутных старческих глазах стояли слезы: наверное, она вспоминала, как первый раз ступила в воды Ни-тим-те, а может, мечтала поскорее встретиться там со своим покойным мужем.
Я была растрогана. Ведь сначала ум-и-пуш показались мне совсем дикими. Я думала, они руководствуются только животными инстинктами, а оказывается, эти люди способны придать такую красоту своим отношениям. У нас с Эстрилом тоже было свое озеро — на загадочном Ловиже. Но после рассказа Те-те-мар мне захотелось тоже прийти на берега Ни-тим-те вместе со своим мужчиной, чтобы наша любовь стала вечной.
Виса навещала меня, но изредка: у нее были свои лесные дела. Я радовалась тому, как быстро вернулись к ней повадки свободного зверя, но особенно приятно было то, что она по-прежнему видит во мне близкое существо. Красивая хищница была в самом расцвете сил, но рядом со мной она снова становилась котенком: валялась на спине, взметая мощным хвостом сухую листву, урчала, так что бедные дикари приседали от страха, игриво перебирала лапами с огромными когтями. От моего взгляда не ускользнуло, что моя сестренка стала полнее, и я поняла, что она ждет детенышей. Пожалуй, теперь на Ошке появится новая порода тигров! Мне было радостно и грустно одновременно. Я вдруг отчетливо поняла, что наши пути разошлись навсегда. Даже если мне удастся покинуть эти края, я не смогу взять ее с собой. Виса нашла свое место — в диких лесах Ошка. Смогу ли я когда-нибудь сказать о себе то же самое?
Когда солнце миновало зенит, в становище туземцев обычно наступала пора отдыха — становилось слишком жарко, чтобы работать. В этот день мы с Эстрилом недолго провалялись в своих шалашах. Еще накануне мы с ним договорились спуститься немного по течению речки. Там рос сахарный тростник — любимое лакомство детворы. Мне тоже нравился его вкус: свежий, фруктовый, напоминающий очень сладкое яблоко. Я приготовила корзину для добычи, Эстрил вооружился топором, не забыв и про охотничий нож.
Лес, пронизанный солнцем, мирно дремал. Я с наслаждением шла босиком по нагретой мягкой земле, кое-где усыпанной красноватой хвоей, и думала: кто-нибудь, кто знал нас с Эстрилом раньше, наверное, удивился бы. А может, не узнал бы школьного учителя из могущественного Аникодора и сестру Звезды, не однажды прикоснувшуюся к величайшим тайнам мироздания. Этот некто увидел бы туземца в травяной набедренной повязке и его верную жену, нарядившуюся в звериную шкуру. По крайней мере, в становище нас считали мужем и женой: какими бы восхищенными взглядами ни провожали меня мужчины ум-и-пуш, каким бы неприкрытым ни было простодушное кокетство девушек перед рыжеволосым красавцем Эстрилом, никто не пытался посягнуть на чужую «собственность». Только я одна могла угостить его самыми вкусными кореньями, только я плела ему юбку из сухой травы и чинила шалаш — и, между прочим, достигла больших успехов в этом туземном искусстве. Мне вдруг захотелось спросить Эстрила прямо сейчас, что Он думает обо всем этом. Но слова словно замерли у меня на губах: а вдруг это доставляет удовольствие только мне, а он сам бы предпочел и быть, и слыть свободным человеком?
Ручей журчал, устраивая вокруг камней веселые водовороты. Вода в нем была чистая и холодная, и не раз за время пути я наклонялась, чтобы освежить лицо и выпить пригоршню воды. Наконец мы достигли того места, где речонка разливалась по тростниковым зарослям и сквозь них уходила в болото. Эстрил начал рубить сочные стебли, а я потрошила их, добывая съедобную сердцевину и складывая ее в корзинку.