Эстрил собрался с духом, подошел и покаянно поцеловал жену в обнаженное круглое плечо. Алисса словно этого и ждала, она вскочила так резко, что тмента с жалобным стоном упала на пол.
— Любимая, прости меня. Давай не будем ссориться, у меня впереди дальняя дорога, — говоря это, Эстрил отнюдь не тешил себя надеждой. Алисса не успокоится, пока не выскажет ему все.
— Простить? — молодая женщина подняла подкрашенную бровь. — Тебе не кажется, дорогой Эстрил, что я и так тебе прощаю слишком многое? Чего стоят годы, проведенные в этой дыре? Я имею в виду твой драгоценный Окоон. Подай мне вуаль!
Вот это новость!
— Но, Алисса, — Эстрил, опешив, протянул жене накидку. — Раньше ты так не говорила!
— А разве был смысл говорить? — фыркнула Алисса. — Для меня уже давно не секрет, что у тебя нет и капли честолюбия. Вместо того чтобы добиваться должности, ты согласился быть на побегушках у Сената, торчать здесь в качестве школьного учителя… Неужели ты все еще думаешь, что сенатор Ярвиг сделает тебя магом? И ты ни разу не подумал обо мне! Я целыми днями одна, дети меня утомляют, от музыки болит голова. Мне не к кому пойти в гости — здесь нет того избранного круга, к которому я привыкла. Даже знатные дамы в этом Окооне, кажется, родом из семей землепашцев. О чем мне с ними говорить? О видах на урожай? Они одеваются по моде десятилетней давности. Эти ужасные туники с рукавами! Но теперь, оказывается, ты и эту убогую жизнь поставил под угрозу! Мечтаешь попасть в тюрьму, а меня оставить без денег, без мужа, решил опозорить мое имя. Если бы только бедный папа знал…
Молодая женщина всхлипнула и вытерла глаза кончиком вуали. Чувство вины заставило сердце Эстрила болезненно сжаться.
— Алисса, малышка моя! Ну что ты говоришь? Я не делаю ничего такого, что не понравилось бы твоему покойному отцу. Что за глупости?
— Глупости?! Ну, знаешь!.. Значит, ты считаешь, что общаться с этим противным стариком, этим подозрительным Стратолом — просто глупость? Если так, то она может очень дорого обойтись. И мне не понятно, с чего это вдруг я должна расплачиваться за твои глупости.
— Послушай, Алисса, Стратол — мой учитель и к тому же старик. Я почтителен с ним — только и всего. Я должен был зайти к нему перед отъездом. Если он иногда и говорит лишнее, то я к нему не прислушиваюсь. Забудь все это, иди ко мне…
Эстрил порывистым движением заключил жену в объятия. От близости горячего, упругого тела, замершего в его руках, у него закружилась голова. Сжав руками лицо Алиссы, он начал страстно целовать нежные губы, зажмурившись, чтобы красота этой маленькой, злой и капризной женщины не ослепила его. Сейчас его любовь растопит ледяную оболочку, в которую спряталась от него Алисса… Сейчас он все исправит… Никаких мыслей, никаких желаний, ничего, кроме медового вкуса губ. А потом Эстрил открыл глаза.
Лицо, которое он увидел, не было лицом его жены. Столько ненависти, столько ярости и отвращения было в этих расширившихся посветлевших зрачках и вздрагивающих ноздрях — словно Алисса сбросила маску, столько лет скрывавшую ее подлинную сущность. Эстрил отшатнулся.
— Никогда… слышишь — никогда больше не смей ко мне прикасаться! — прошипела Алисса. — Я проклинаю тот день, когда послушалась своего отца и вышла за тебя замуж. Мой отец был умен — как он мог так ошибиться! Терпеть не могу странных людей. А что касается тебя… С первого взгляда было ясно, что ты со странностями. Нескладный рыжий мальчишка — таким ты и остался. Как ты посмел вмешаться в мою судьбу? Если бы ты знал, как я тебя ненавижу! Нет, ненавижу — это чересчур для тебя. Ты мне противен. И всегда был противен. Мне хотелось кричать от отвращения, когда ты трогал меня своими холодными руками. О, я самая несчастная из женщин!
С этими словами Алисса опустилась на циновку у стены и залилась непритворными слезами. Эстрил мгновение постоял молча, а потом вышел из комнаты.
Он не заметил, как оказался снова на городских улицах. Ноги сами несли его прочь от дома, где Эстрил мечтал провести последние часы перед отъездом. Весна словно померкла вокруг — или просто сгустились вечерние сумерки? Жестокие слова жены раздавались в его голове, словно удары молота по наковальне. Он бесцельно шел вперед, не замечая, что сжимает кулаки, — и лишь почувствовав боль, поднес к глазам ладонь и увидел на ней следы ногтей. Мутная пелена, окутавшая его разум, все же не помешала ему разглядеть скамейку под развесистым шатром цветущей пелоссы. Молодой человек сел и, не обращая внимания на прохожих, закрыл лицо руками.