Лаатая опять согласно кивнула головой, подхватила баульчик со своими скромными вещами, крепко прижала к груди подаренную брошюру и вышла из комнаты следом за наставницей. Месса Палея провела её в святая святых пансиона – кабинет директрисы Латиры. Там, развалившись в одном из гостевых кресел и попивая янтарную жидкость из округлого бокала, уже поджидал её отец, месс Легаар Райтен, а месса Латира преданно сверлила его взглядом.
– … Да, сам король пригласил мою девочку ко двору, – продолжал вещать папа. – Более того, он лично попросил у барона Питаара руки его старшей дочери для моего наследника Реесана. Идё-ёт, идёт в гору род Райтенов. Вы ещё много услышите о нас!
Лаатая присела в полагающемся книксене перед директрисой и скромно замерла у двери.
– Дочка, можешь больше не приседать перед низшими сословиями. Запомни, тебя призвал сам король! Ты возносишься на вершину. Пусть теперь они тебе кланяются, – покровительственно сказал ей отец, поднялся из кресла, допил содержимое бокала и небрежно поставил его на безупречную стопку бумаг на столе директрисы Латиры, которая с кривой улыбкой стерпела столь вопиющее нарушение.
Отец величественно, как будто это его король призвал ко двору как минимум личным советником, направился на выход. Директриса, угодливо пропустив Лаатаю вслед за ним, почтительно семенила чуть позади.
До сих пор девушка не вымолвила ни слова. Во-первых, и это главное, её ни о чём не спрашивали, а во-вторых, слов просто не было! Строгая, величественная, как корабль, месса Латира угодливо пресмыкалась перед её папой! Она со всеми родителями так? Или папа действительно стал большой шишкой при дворе?! А может… и вправду руки Лаатаи попросил прекрасный принц? Но у короля только девочки. Неужели… король решил женить своего беспутного брата, слухи о похождениях которого доходили даже до их закрытого пансиона. Да нет, тому уже далеко за тридцать, совсем старик. А, кстати, что папа сказал насчёт обручения братика Реси и наследницы Питаара?
– Папа, – решилась спросить девушка после того, как они уселись в старенькую папину карету, – сколько лет невесте Реси?
– Немногим более двадцати. – снисходительно ответил отец. – Замечательная выйдет пара, скажу я тебе. К тому же барон уже стар и болен. Должен же кто-то приглядеть за его владениями. Я думаю, что мне это будет по плечу, – самодовольно добавил он.
– Папа! Но Реси исполнилось всего пятнадцать!
– И что? Только поэтому нужно отказываться от баронства?
– А… но как же любовь, папа?!
– Забудь такие глупые слова, дурёха! – прикрикнул на неё месс Райтен. – Начитаетесь всякой дряни, палками потом выбивать приходится!
Лаатая вспомнила зачастую красное от слёз лицо матери и тщательно замазанные синяки на нём. То, как мамочка всегда сжималась, если отец находился рядом, как она всегда старалась прикрыть старшую дочь собой, как подставляла себя под удары пьяного мужа, предназначавшиеся маленькой девочке. Как убеждала малышку, что в пансионе ей будет лучше. Значит, мама просто начиталась глупых книжек о любви и поверила им. Никогда, никогда Лаатая не возьмёт в руки эти грязные книжки! Зачем читать о том, чего нет и быть не может. Отец решил судьбу малыша Реесана, хотя какой он малыш, пятнадцать лет, небось уже больше её, старшей сестры! Теперь решит и её судьбу. Вот бы попался добрый жених, чтобы не обижал, а лучше, чтобы сразу же уехал на какую-нибудь войну, и там и остался… или был настолько старый, что быстро умер. А, может, не так уж и плох младший брат короля Каалет? Достаточно стар, и терпеть его придётся недолго? Лаатая вздохнула и крепче прижала к груди брошюру мессы Латиры.
– А ну, что у тебя там, дай проверю! – и отец выхватил книжицу из рук.
Он брезгливо листал опус с нравоучениями и презрительно морщился, затем отодвинул пропылённую шторку и выкинул брошюрку в окошко.
– Смирение, благовоспитанность, послушание… надеюсь, не только для этого призывает тебя сам король! Под кого подложит… да что там, приедем и всё узнаем!
***
Ночевать остановились на постоялом дворе. Отец провёл Лаатаю в комнату с единственной большой кроватью, заявил, что ночевать они будут вместе, так дешевле, велел дожидаться ужина и вышел из комнаты.
Вскоре расторопная служанка принесла поднос с ужином. Тарелка наваристого овощного рагу с мясом, мягкая лепёшка и стакан настоящего, не снятого, как в пансионе, молока. Давно девушка так не пировала, она даже не смогла съесть и половины. После ужина заняться было совершенно нечем, даже той занудной брошюрки, которая бы сгодилась для того, чтобы скоротать вечер и побыстрее заснуть, у неё теперь не было. Поштопать одежду? Но её вещи в полном порядке. А может, стоит подлатать папины вещи? С такими мыслями она раскрыла отцовский саквояж. Сверху лежала аккуратно сложенная рубаха, Лаатая внимательно осмотрела её. Рубаха была новой и в починке не нуждалась. Девушка хотела проверить следующую вещь, как вдруг взгляд зацепился за гладкий чёрный шёлковый шарф, в который было что-то завёрнуто. Папина помощница слегка тряхнула его, и на колени выпали странные вещи. Первой в глаза бросилась плётка с крепко затянутыми узелками по всей длине и прикреплённым свинцовым шариком на конце. Зачем в отцовском саквояже плеть? У них же есть кучер? И эта плеть слишком мала для понукания лошадей? Рядом с плетью лежали браслеты, к которым были присоединены тонкие длинные цепочки. Два побольше и два немного меньше. Не ошейники, это точно, да и такие слабенькие цепи не удержат собак. Для кого же всё это? Лаатая решила не испытывать судьбу, завернула всё обратно в шарф, который и уложила на прежнее место, а сверху так же аккуратно уложила рубашку.