С наступлением 1582 года Мария с ужасом осознала, что прошло уже тринадцать лет с тех пор, когда она впервые вступила на землю Англии. Тринадцать лет тюремного заточения! Какая теперь у нее оставалась надежда на побег?
Именно в тот год болезнь сразила мать Арабеллы, леди Чарльз Леннокс. Бесс немедленно принялась ухаживать за ней. Она приложила все свои навыки и энергию, чтобы выходить дочь. Однако даже это не смогло спасти ее, и вскоре она умерла, оставив маленькую четырехлетнюю Арабеллу без матери.
Бесс Хардвик поклялась, что маленькая Арабелла никогда не почувствует отсутствие материнской заботы. Ее бабушка даст ей все необходимое. И даже больше.
Зимой Марию сразила болезнь, и многие поверили, что ее жизни пришел конец. Однако ее сиделки во главе с Сетон твердо решили спасти ей жизнь, и им это удалось.
— Но зачем? — устало спрашивала Мария. — Видите, как бежит время. Я больше не надеюсь на освобождение.
Она попросила подать ей зеркало и, посмотрев в него, увидела, что болезнь оказала на ее прекрасное лицо разрушительное действие. Ее густые волосы стали почти белыми, и ей казалось, что эта перемена произошла внезапно. Но это, конечно, было не так. Хотя каждый день казался длинным и пустым, оглядываясь назад, она понимала, что последние годы промелькнули быстро из-за их монотонности. Она даже не осознавала, как они ускользали.
Мария лежала в постели, наблюдая за Сетон, ревматизм которой обострился. Она заметила свежую седину в волосах Сетон и недавно появившиеся морщины на ее лице и подумала: «Сетон — это мое отражение. Мы обе состарились в плену. Я прожила более сорока лет, а мне было всего двадцать пять, когда я приехала в Англию!»
— Принеси мне мой парик с каштановыми волосами, — попросила она Сетон.
Та исполнила просьбу и надела парик на голову Марии. Мария взяла зеркало.
— Теперь я снова чувствую себя молодой. Вот так когда-то выглядели мои волосы. Сетон, ты тоже должна скрывать свою седину. Мы — беспомощные узницы, и я сомневаюсь, что когда-нибудь будет иначе. Ты страдала вместе со мной. Но давай сделаем вид, что мы молодые и веселые. Мы должны притвориться веселыми. Это единственный способ продолжать жить.
Они немного поплакали; Сетон вспомнила Эндрю Битона, а Мария — Ботуэлла, который уже умер и, как она слышала, перед этим сошел с ума от долгого тюремного заключения. Она думала о нем. Его, человека, который бешено жаждал свободы и наслаждений, заставили прожить почти всю жизнь в ужасной тюрьме. Она слышала, что он разбил голову о каменную стену в припадке меланхолии. Как прискорбно размышлять о том, что годы сделали со всеми! Бедный сумасшедший Ботуэлл, который когда-то был веселым и безжалостным бандитом.
— Он умер, но он признался в убийстве Дарнли и снял с меня обвинения перед смертью, — шептала Мария; она всегда будет помнить об этом.
Он ушел навсегда, так же как и дни ее молодости и веселья.
Но когда она подняла зеркало и увидела отражавшиеся в нем каштановые волосы, ей показалось, что вернулась ее юность; и она поняла, что никогда не перестанет надеяться на то, что придет какой-нибудь рыцарь типа Джорджа Дугласа, Норфолка или Нортумберленда и сможет освободить ее из этой тюрьмы.
Годы не волновали Бесс. Она была такой же оживленной, как в те времена, когда Мария впервые попала под крышу ее дома. Ее голос звучал громко и решительно; и она, как обычно, поддерживала порядок в доме.
Когда ее внучка Арабелла находилась в замке, она никогда не выпускала девочку из виду. Она сама следила за ее занятиями и не позволяла это делать никому. Именно она приучила девочку осознавать свое высокое положение; и все в замке говорили, что графиня души не чает в маленькой Арабелле.
Однажды, проходя мимо апартаментов графа, Бесс заметила выходящую оттуда Элеонору Бритон, и что-то в поведении женщины вызвало ее интерес. Она уже собиралась окликнуть ее, но передумала и вместо этого направилась в комнату графа.
В то время Бесс испытывала определенное недовольство своим мужем, который заартачился по поводу некоторых владений, которые она захотела подарить одному из своих сыновей. Шрусбери заявил, что уже устал от того, что многое имущество, принадлежавшее ему, переходит к Кавендишам. Он напомнил ей, что это ее дети, а не его.
Это было восстание, а Бесс ожидала повиновения от своих мужей. Она говорила себе, что Шрусбери оказался самым неудовлетворительным мужем, и, хотя она знала, что со временем добьется своего, ее совсем не радовало, что для этого придется напрягать волю.
Теперь она вспомнила, что уже несколько раз натыкалась на Элеонору в комнатах графа. Конечно, эта женщина вполне могла находиться там по долгу службы, но разве немножко не странно, что она всегда видела там именно Элеонору?