Энтони Бабингтон был тщеславным молодым человеком. Он очень подходит на роль королевского адвоката, но отказался от такой карьеры. И делил свое время между двором и своими обширными владениями в Дефике. В последние несколько лет Энтони также путешествовал за границей. Ему хотелось быть в центре внимания, и он приобрел известность как ревностный католик и искатель приключений. Поэтому его заметили как подходящего лидера, которого стоило иметь в запасе на тот случай, если таковой понадобится.
Ему едва исполнилось восемнадцать, когда он женился на Марджери, дочери Филиппа Дрейкота из Пейнслея в Стаффордшире. Дрейкоты были католиками, так же как его мать и отчим, Генрих Фольямб. Среди пылких католиков интриги всегда поощрялись, и Энтони при поддержке его семьи вскоре стал членом тайного общества, которое было создано для защиты иезуитских проповедников в Англии.
Вот так и получилось, что к двадцати пяти годам он оказался во главе заговора, который в случае удачи изменил бы ход английской истории.
Теперь Энтони считал себя избранником судьбы. Разве не был он чрезвычайно красивым, образованным, остроумным? Разве не притягивал он к себе мужчин и женщин очаровательными манерами?
Он всегда испытывал преданность королеве Скоттов. Она была романтическим персонажем — красивая женщина, королева, беспомощная узница, которая стала символом ряда заговоров. Встретив ее, он сразу почувствовал ее магическое очарование. Он был привязан к жене и маленькой дочке, и для него, как и для очень многих, королева стала идеалом женщины, которой следовало поклоняться издали.
Но Энтони Бабингтон не был простодушным Джорджем Дугласом. Он восхищался королевой, но еще больше восторгался самим собой. Энтони стремился быть главным героем драмы. Королеве Скоттов отводилась вторая роль — роль символа, чье изящество и красота должны были только подчеркивать доблесть человека действия.
Он уже совершил поступок, который, как он понимал, некоторые заговорщики сочтут не только глупым, но и весьма опасным, когда заказал свой портрет в окружении шести друзей, где он, как лидер, стоит в центре, и велел, чтобы под картиной поставили надпись: «Здесь я и мои соратники, с которыми я отправляюсь на опасное дело».
Возможно, с написанием подобного портрета надо было подождать, пока заговор успешно завершится, но Бабингтон был нетерпелив, и ему доставляло большое удовольствие смотреть на эту картину.
Сейчас он жаждал поскорее получить одобрение королевы Скоттов. Ему хотелось, чтобы Мария знала, что он готов рисковать своей жизнью ради нее. Когда заговор осуществится, то многие будут ждать от нее похвалы за участие в нем, поэтому он желал, чтобы она узнала сейчас, что это именно он, Бабингтон, был во главе заговора.
Некоторые члены общества, осторожничая, считали неразумным писать Марии, но Гифорд поддерживал его. Гифорд был убежден, что Марию надо поставить в известность.
Энтони взял ручку и написал Марии:
«Самая великая и прекрасная повелительница и королева, заверяю Вас в моей верности и покорности…»
Написав это, он довольно улыбнулся. Возвышенные слова теснились в голове, так что перо едва поспевало за мыслями.
Он со своими верными последователями освободит ее из тюрьмы; они планируют «расправиться с узурпировавшей власть соперницей». Он сообщил ей, что Боллард, являющийся самым преданным слугой ее величества, недавно вернулся из-за моря с обещаниями помощи от королей-католиков. Энтони хотел знать, может ли он пообещать своим друзьям награды, когда будет одержана победа.
Он подписался: «Самый верный подданный Вашего Величества и присягнувший Вам слуга Энтони Бабингтон».
Закончив, он вновь пробежал глазами письмо, перечитывая фразы, которые казались ему наиболее красиво построенными.
Он закрыл глаза и стал раскачиваться в кресле, мечтая о ярком будущем, освещенном наградами за доблесть и преданность. В его мечтах королева Скоттов была уже и королевой Англии; она правила при Гемптонском дворе и в Гринвиче; а рядом с ней всегда был ее самый верный друг и советник, без которого она не принимала ни одного решения. Она желала одарить его массой наград; ей хотелось, чтобы весь мир знал, что она никогда не забудет того, что он сделал для нее. Но он только улыбался и говорил:
— Для меня имеет значение только то, что я могу сказать себе:. «Если бы не Энтони Бабингтон, моя добрая госпожа все еще оставалась бы узницей этого ублюдка Елизаветы. Это — единственная награда, о которой я прошу».