— Я не желаю, — ответила королева, — вызвать недовольство и наказание Господне, но в глубине души я помню, что она — королева и моя кузина Скажите мне, все ли согласились с приговором?
Уолсингем и Берли обменялись взглядами.
— Только один, ваше величество, заявил, что не уверен, что королева Скоттов замышляла, готовила или предполагала убийство вашего величества.
— Его имя?
— Лорд Зуч.
— Один из членов Звездной палаты, — размышляла королева, — А как много таких в стране?
— Ваше величество, — сказал Берли, — сейчас не время проявлять слабость. Пока королева Скоттов жива, вы в опасности. Время настало.
Елизавета кивнула.
— Тогда поезжайте в Фотерингей и известите ее о приговоре, который вынесли ей моя Звездная палата и палата парламента.
Министры с торжествующим видом покинули ее.
Какой ужасной была зима в Фотерингее, какой скучной в Лондоне!
Обе королевы постоянно думали друг о друге. «Смягчится ли она?» — спрашивала Мария. «Как я могу казнить ее, когда сомневаюсь в ее виновности?» — размышляла Елизавета.
Министры с нетерпением ждали ее решения.
Юный Джеймс написал ей, умоляя о снисходительности к его матери. Как бы это утешило Марию, если бы она узнала об этом!
«Но она не должна узнать! — сердито думала Елизавета. — Пусть она ждет в своей тюрьме, полная страха и тревоги, поскольку она нависла тенью над моей жизнью с того дня, как я надела корону».
Уолсингема раздражало вынужденное ожидание. Доказано, что Мария виновна. Почему Елизавета колеблется?
Он заглянул к ее секретарю Уильяму Дэвисону и рассказал ему о своих тревогах. Они должны найти способ подвести Елизавету к подписанию смертного приговора. Дэвисон отрицательно покачал головой.
— Она сердится, когда с ней заговаривают об этом. И все же ей не терпится, так же как и вам и мне, чтобы это свершилось.
— Давайте подготовим приказ… и подсунем его среди незначительных документов на подпись королеве.
Мужчины задумчиво смотрели друг на друга. Это может сработать. Елизавета хотела подписать этот смертный приговор, но так, чтобы казалось, что она этого не делала. Если бы она могла подписать его, сделав вид, что не поняла, что это за бумага, то приговор можно было бы привести в исполнение. И если бы затем все узнали, что она была не в силах ничего предпринять, чтобы помешать этому, то она была бы счастлива.
Этот был один из тех хитроумных способов, с помощью которых она так успешно вела свою страну от опасности к опасности.
Пожалуй, стоило попробовать.
Дэвисон положил документы перед королевой. Она заметила, что он дрожит, и поняла, что среди документов есть нечто важное. Более того, она догадывалась, что это, потому что знала, какое дело в настоящий момент больше всего занимало умы всех ее министров.
Она болтала с ним, беря документы.
— Вы бледно выглядите, Уильям. Вы мало занимаетесь физическими упражнениями. Вам надо побольше бывать на свежем воздухе ради собственного здоровья.
Ее ручка спокойно скользила над бумагами. Дэвисон затаил дыхание. Казалось, что она не смотрит на них. А вот и приговор. Он увидел решительный росчерк пера. Дело было сделано.
Она подняла взгляд и увидела, что Дэвисон уставился на бумагу, лежавшую перед ней.
— Теперь я вижу, что это, — сказала она.
Дэвисон склонил голову, как будто ожидая удара. Но его не последовало.
— Итак, — пробормотала она, — наконец-то это сделано. Я долго откладывала это, потому что это так огорчает меня. Все мои друзья знают, как это огорчает меня. Меня поражает, что те, кто охраняет ее, оказывают так мало уважения ко мне, заставляя меня так страдать. Как легко они могли бы это сделать за меня.
Она вздохнула и подала Дэвисону приговор.
Спотыкаясь, он вышел из комнаты, на всех парах помчался к Уолсингему и рассказал ему о случившемся.
— Пишите Паулету, — приказал Уолсингем.
Они вместе сочинили письмо, жалуясь, что королева недовольна службой Паулета, поскольку он не нашел способа укоротить жизнь королевы Скоттов, что было необходимо для сохранения их религии, мира и процветания в их стране. Елизавета плохо думает о тех, кто, зная о ее естественном нежелании пролить кровь своей родственницы и королевы, все-таки хочет свалить бремя расправы с кузиной на ее плечи.
— Пусть это немедленно доставят ему, — сказал Уолсингем.