Мелвиль молчал. Он был тронут ее тяжелым состоянием. Любому мужчине было трудно устоять перед Марией. Ее красоту не могло разрушить ничто, но привлекала не только ее красота: в ней была какая-то беспомощность, хрупкость, она была совершенно женственной, сочетая в себе все, что больше всего притягивало мужчин.
Он должен был сдерживать себя, чтобы не отказаться от собственных принципов и не предложить ей свою помощь. Он мог бы сказать ей, что кое-кто из знати планировал освободить ее. Что Хантли, предводитель католиков и северной группировки, был готов прийти к ней на помощь со своими шотландскими горцами. Что с ним были Флеминг, Аргайл, Геррис и другие. Но если бы он поступил так, то это только усилило бы ее сопротивление, а его послали в Лохлевен совсем не за этим.
Мария печально спросила:
— Сэр Роберт Мелвиль, разве я не всегда честно вела себя с вами? Почему же вы оказались среди моих врагов?
— Ваше величество, если бы в моих силах было помочь вам…
Она отвернулась от него и протянула белую руку, совершенной формы, но очень хрупкую.
— Вы можете помочь мне, — сказала она. — Вы можете передать записку моим друзьям. Конечно, у меня еще есть друзья. Флеминги… Сетоны. Я всегда смогу положиться на них. Мэри Флеминг и Мэри Сетон были мне как сестры. Где мой брат? Почему я не могу увидеться с ним? Я не верю, что он будет действовать против меня.
— Я не могу никому передать послание от вас за пределами Лохлевена. Я прибыл сюда только посоветовать вам принять это предложение, поскольку это единственное, что вам остается.
— Отречение! — повторила она.
Мелвиль шагнул ближе к постели и украдкой посмотрел через плечо.
— Ваше величество, если сейчас вы подпишете формальное отречение, а потом сбежите отсюда… Вы всегда сможете отказаться от этой подписи, сославшись на то, что подписали его под принуждением.
Она резко взглянула на него:
— И это ваш совет?
Он не ответил, но опустил глаза.
— Откуда мне знать, кому я могу доверять? — требовательно спросила она.
Мелвиль, казалось, внезапно принял решение:
— Ваше величество, могу я говорить откровенно?
— Меня бы это порадовало.
— Я уверен, что Шотландия была бы счастлива видеть вас на троне, если бы вы развелись с Ботуэллом.
— Развестись с моим мужем!
— Шотландия никогда не примет ни его, мадам… ни вас, пока вы будете оставаться его женой.
— Я — его жена. Этого ничто не может изменить.
— Этот нечестивый брак должен быть расторгнут. Только если вы готовы взойти на трон без него, вам будет позволено это сделать.
Мария молчала. Заговорить о нем означало бы живо представить его перед собой; она почти могла слышать его грубый смех, ощущать прикосновение его рук. «Ботуэлл, — подумала она, — где ты сейчас?» У нее закружилась голова от страстного желания почувствовать его плоть, прижимающуюся к ней.
— Это единственный выход, мадам. Я призываю вас осознать это, пока еще не слишком поздно.
— Где Ботуэлл? — спросила она, и у нее перехватило дыхание.
— Я слышал, что он на севере с Хантли.
— Тогда он собирает войска. Он придет освободить меня от моих врагов. Тогда настанет их черед приходить в отчаяние.
Мелвиль покачал головой.
— Вся страна против него. Шотландия покончила с ним в ту ночь, когда был убит Дарнли.
— Вы многого не понимаете.
— Пожалуйста, ваше величество, пообещайте мне, что вы подпишете акт отречения. Пообещайте мне, что вы отречетесь от Ботуэлла.
Мария скрестила руки и воскликнула:
— Вы просите меня развестись с отцом ребенка, которого я ношу. Я никогда не сделаю этого.
— Значит, вы ждете ребенка?
Мария опустила голову.
— Я с нетерпением жду его рождения, — сказала она. — Я страстно желаю иметь живое существо, напоминающее мне о нем.
Мелвиль печально посмотрел на нее. Была ли еще когда-нибудь столь несчастная женщина? Свергнутая со своего трона! Верная убийце, дитя которого она носит! Ее действительно надо уговорить подписать отречение.
— Пожалуйста, оставьте меня, — сказала Мария. — Я слишком слаба, чтобы заниматься государственными делами.
Совершенно огорченный, Мелвиль покинул ее апартаменты. Ему придется доложить о своем провале Линдсею и Рутвену.
В ту ночь Мария проснулась от боли. Она с тревогой позвала Джейн Кеннеди.
— Приведите ко мне моего аптекаря, — едва выговорила она. — Я умираю.
Проснувшийся аптекарь пришел к ней с Мари Курсель. Взглянув на свою госпожу-королеву, он обернулся к двум женщинам и, заломив руки, закричал: