А камни не просто катятся вниз, тут, похоже, лавина формируется! Даже не лавина, а оползень, большой фрагмент горного склона снялся с места и ползет вниз, прямо на деревню! Оливер вспомнил, как в школе девчонки писали роман с продолжением, каждая пишет страничку художественного текста, а следующую страничку пишет другая, в итоге получается унылое говно про птичек, бабочек и любовь, а девочки прутся. Оливер тогда подкатывал к одной козе, косил под романтичного юношу, в итоге ничего не вышло, она его зафрендзонила, ему надоело, захотелось расстаться, а она все не отлипала, пришлось сказать, что гей, тогда отлипла. Незадолго до того Оливер как-то, он сам не вполне понял, как именно, поучаствовал в этом развлечении, сначала честно хотел внести лепту в общее творчество, но когда ознакомился, понял, что не сможет физически, потому что его либо стошнит, либо он повесится. В итоге написал, что прекрасный принц употребил наркотик, признался главной героине, что он гей, она призналась ему, что она транс, они решили кого-то ограбить, и понеслось как у Тарантино, только цветное и со звуком... или у Тарантина уже было со звуком... да насрать. Так к чему это... ах да! Очень похоже, что в этой виртуалке скоро начнется такое же веселье, вот уже, кажется, началось.
Оползень накрыл деревню, домики сложились как карточные, один не сложился, а как бы взорвался, раскинул бревнами метров на сто. Люди, скотина... будь они настоящими, было бы жалко, а так насрать. А вот на пыль не насрать - испортит камзол, а он красивый, а химчистку пока еще не изобрели. Впрочем, нет, уже насрать.
Пригарцевал Вильгельм, вручил принцу корону, тот нацепил, а она кривая - два луча погнулись, торчат в стороны, как уши у гоблина. Вот и отлично, какая королева, такой и принц, зашибись!
- Эй, Оливер! - крикнул принц. - Давай еще пыхнем твоего зелья!
- До вечера лучше не надо, - не согласился Оливер. - Тахикардия начнется, мало не покажется.
- Чего? - не понял принц.
- Ну, когда сердце стучит, как птица в клетке, - объяснил Оливер.
- А, как при большой любви! - воскликнул принц. - Я такое люблю, дай пыхнуть!
Оливер пожал плечами, перезарядил трубку и протянул принцу вместе с зажигалкой.
- Поплохеет - не обессудь, - сказал Оливер.
- Не обессужу, - заверил его принц. - Не обессудю. По-любому.
Щелкнул зажигалкой, стал греть трубку. А это, кстати, тоже ошибка, откуда сказочному принцу знать, как употребляются наркотики? Интеллект только кажется всезнающим, по жизни лажается только так. Ну и пусть, не будем обращать внимания, не надо портить очарование момента.
В воротах замка нарисовались герольды с длинными прямыми трубами, а на головах у них конусообразные колпаки, как у шутов или в ку-клукс-клане, но другие. Встали в два ряда, да как задудят! Нет, ничего, терпимо, только неожиданно. Вот перестали дудеть, стало совсем хорошо.
Вильгельм запустил руку в седельную сумку, вытянул лютню то ли мандолину, заиграл увертюру к Master of puppets. Звучало ужасно.
- Вильгельм, перестань! - бросил ему принц.
Вильгельм перестал.
Принц въехал в ворота, а там господи боже! Целый батальон скромных женщин построен в десять примерно шеренг повзводно, а посреди этакая Снежная Королева в белом платье, суровая, унылая, величественная...
- Принц, а ты не погорячился? - негромко спросил Оливер.
- Да я сам не понимаю, с какого похмелья... - пробормотал принц. - Я, наверное, лучше кобылу трахну...
- Нет, кобылу не надо, - посоветовал ему Оливер. - Не порть очарование момента. В крайнем случае всех перережем, у нас сто воинов, а у них пятьсот беззащитных баб.
- Гм, - сказал принц.
На его лице отразилась внутренняя борьба. Прямо сейчас интеллект лихорадочно перестраивает свои нейросети, безуспешно пытаясь адаптироваться к требованиям конечных пользователей, совмещая несовместимое, скоро он отчается, перестанет совмещать, важно будет только то, у кого воля сильнее, а у Оливера она наверняка сильнее, чем у этого чма в длинном платье. Или миром правит не она, а какая-нибудь серая мышка из неразличимой массы?
Принц проскакал вдоль строя, как на параде, остановил коня, спешился. Движения порывисты донельзя, упоролся очень сильно, пока еще соображает, но любая нахлобучка сорвет крышу напрочь, а нахлобучка придет обязательно, женитьба - дело серьезное, нахлобучит любого, можно даже не упарываться. А раз упоролся - не взыщи.
- О звезда моих очей! - воскликнул принц.
Королева надменно улыбнулась, вытянула руку для поцелуя. Принц захватил запястье на болевой прием, потянул на себя, королева ойкнула, рухнула принцу в объятия. Короны посыпались: сначала одна, потом другая, но далеко не укатились, потому что поверхность строго горизонтальная, некуда далеко укатываться. Налетел ветер, шевелюру принца раздуло, стало непонятно, что он делает с королевой: целует взасос или сосет кровь по-вампирски. Королева сучит ручонками, толкается, а принц - здоровенный кабан, его так просто не отпихнешь. Вот поднял голову, стала видна королевская морда - красная, как свекла, и вся в слюнях. Вот принц выхватил кинжал... ну ни хера себе!
Нет, обошлось. Ухватил суженую за корсаж, полоснул тесаком, платье напополам, сиськи наружу. А сиськи худосочные, некрасивые, нечасто такие встретишь в виртуалках. Впрочем, при таком очаровании момента...
- Животное! - завопила королева. - Грязный мужлан! Пошел прочь!
Строй качнулся, серые женщины сделали осторожный шаг, все разом, это было похоже на начало зомби-нашествия.
- Ша, козы! - крикнул им принц.
И описал кинжалом две восьмерки, одну слева, другую справа. Строй серых женщин качнулся обратно. А королева выскочила из платья и побежала прочь, а строй перед ней расступился и сразу сомкнулся, поглотил полураздетую женщину, как болото кикимору.
- Надо ее поймать! - закричал Вильгельм. - Быстрее!
- Нет, Вильгельм, - покачал головой принц и улыбнулся. - Мы пойдем медленно и поймаем всех.
* * *
Королева рыдала. Она сидела в кресле, обычно удобном и комфортном, а теперь стало все равно, на ее обнаженные плечи кто-то набросил плащ, и сейчас его подкладка испачкалась кровью из пореза на плече, который сделал этот мужлан, этот пьяный урод в гнутой короне, этот гадкий мерзавец...
- Ах, ваше величество, - сказала Петуния и промокнула королевские слезы батистовым платочком. - Что они с вами сделали...
Из дальнего угла королевского подсознания приплыла странная картина: одна женщина обтирает платочком лицо другой женщины, только не глаза, а почему-то вокруг рта, первая одетая и говорит как раз последние слова, а вторая голая и плачет, но не искренне, как королева, а как бы посмеиваясь втихомолку, а за дверью гогочут гусары... гусары... Нет, бред какой-то.
- Одеться, - приказала королева.
Мягко отстранила Петунию, выпрямилась во весь рост, она ведь королева, она сохраняет величие всегда, что бы ни случилось, вот и теперь, например, сохраняет, а вот Амелия уже тащит платье, не такое хорошее, как первое, но тоже хорошее, красивое такое, обожаю.
Облачившись в платье, королева снова обрела уверенность. Внутреннее величие никуда не делось, а усилилось и дополнилось неукротимой тягой повелевать и (крушить) властвовать. Слишком много времени она провела в покое и уюте, королевская власть - не только комфорт, но и испытания, пришла пора стойко их преодолеть.