- Ну и пусть, - повторил Вильгельм, это прозвучало как отражение мысли словами, как материализация чувственных идей, что бы последнее ни значило. А Вильгельм продолжал: - Продолжается наш путь, продолжается песня! Нам жить, этот воздух степной пить, и по звездным морям плыть, и бессмертными быть!
- Заткнись, - приказал принц. - А ты, сука, вдыхай дым!
Сука послушно вдохнула дым. Раз, другой, третий, вот в ее взгляде что-то изменилось...
- На колени, - приказал принц. - Да не ко мне залезай, рядом с лавкой вставай на колени! Вот так, а теперь...
Оливер отвернулся. Почему-то стало противно, так не должно быть, секс под метом - самое то, и не очень важно, сам занимаешься или наблюдаешь за другими, и то, и другое захватывает по самое не могу, и не важно, добровольный секс или насильственный, настоящего насилия под метом не бывает, только игры, а они иногда получаются такими забавными... не сейчас.
Черт, как же не вовремя нахлобучило! Теперь придется терпеть, пока не отпустит, может, свалить куда-нибудь и попробовать поспать... Да вон хотя бы на лавке.
Оливер вытянулся на лавке, закрыл глаза. Ритмичные звуки, только что жалко копошившиеся на периферии восприятия, заполнили весь чувственный мир, это стало прекрасно и противно одновременно, пожалуй, более прекрасно, чем противно, она ведь тоже радуется, под метом насилия не бывает. Если бы не нахлобучка, Оливер тоже порадовался бы, а так...
Он представил себе, что живет в этом замке много лет, например, тридцать три, все обрыдло и осточертело, каждый день одно и то же, приколы и развлечения давно приелись, а придумывать новые уже нет сил, фантазия истощена, ресурсы истощены, инерция захватила, катишься по жизни, как говновоз по колее, и не выбраться, и не так уж это плохо, уютненько, говно в цистерне не расплескивается...
- Тьфу, бля! - сказал вдруг Оливер.
Он вспомнил, где все это слышал в предыдущий раз. Он лечился от наркомании, тогда было модно лечить все подряд, вплоть до гомосексуализма, люди собирались в кружок и швыряли друг в друга говном своих душ, считалось, что это помогает. Глупость, конечно, реально помогают только селективные нейроблокаторы, комплексы нанороботов, вычищающие из мозговой ткани испорченные компоненты и выращивающие на их месте новые, нормальные. Для пользователя это как кнопка - принял решение, сказал: "Так, интеллект, я больше не употребляю", подтвердил сколько нужно раз, и вот ты реально не употребляешь, пока сознательно не передумаешь. И неважно, что решение было импульсивным, спонтанным, сиюминутным, интеллекту достаточно и того. Есть, правда, побочный эффект, на нынешнем уровне развития неустранимый - нахлобучки, таски и глюки никуда не деваются, нанороботы вычищают только самый минимум, а то, что наркотик нагадил вокруг, не трогают, и это с непривычки очень странно, когда ты много месяцев не употребляешь, а ведешь себя как хроник. Это не очень опасно, побочный вред нейтрализуется за год-два полного воздержания, но на кой черт воздерживаться так долго? Только поначалу странно вести себя как торчок на фоне полной трезвости, со временем разница между трезвостью и интоксикацией стирается напрочь, ты просто говоришь: "Так, интеллект, хочу протрезветь" или: "Так, интеллект, стимуляция по схеме шесть-два-четыре-восемь-семь", и зашибись. Интересная, кстати, схема получилась, попробовать, что ли, при случае? Или даже: "Так, интеллект, сгенерируй пять случайных чисел и дай стимуляцию по схеме, которая получилась". Безумно до предела, настолько безумно, что даже интересно.
- Эй, Оливер! - позвал принц. - Вторым будешь?
- С такими сиськами даже первым не буду, - процитировал Оливер древний анекдот.
- Чего? - не расслышал принц.
Оливер решил не повторять ответ, он глупый и обидный, хорошо, что пробормотал его тихо и неразборчиво.
- Нет, спасибо, - сказал Оливер. - Может, потом.
В поле зрения нарисовалась голова принца, без короны, а прическа растрепана, как у упоротого Киркорова, что бы последнее слово ни значило. Можно вспомнить, но не хочется, потому что все равно.
- Принц, штаны надень, - посоветовал Оливер.
Принц посмотрел вниз, рассмеялся, встал, натянул штаны, сел обратно.
- Извини, - сказал он. - Двусмысленно получилось. Я не нарочно, просто этот порошок так прет! Лучше чем любое вино! Все такое яркое, сочное, будто на срамной картинке нарисовано! Как будто весь мир - прекрасная фантазия!
- А он и есть фантазия, - сказал Оливер. - Не уверен, что прекрасная, но фантазия.
- Чего? - не понял принц. - Глючит, что ли?
Где-то за пределами поля зрения (можно повернуть голову, но не хочется) послышался голос Вильгельма:
- Сэр Оливер упомянул популярную на востоке теорию, что весь наш мир - сон какого-то бога или типа того. А мы просто элементы фантазии, фрагменты сновидения, частицы пейзажа. У нас нет ни прошлого, ни будущего, мы начинаем существовать, когда попадаем в поле зрения спящего бога, и прекращаем существовать, когда он про нас забывает.
- У меня есть прошлое! - возразил принц. - Если захочу, могу вспомнить всю свою жизнь начиная с самого детства!
- А это в той теории самое замечательное, - сказал Вильгельм. - Ее приверженцы полагают, что воспоминания фантазий формируются задним числом по мере необходимости. Захотел вспомнить прошлое - вспомнишь, а пока не захотел, твое прошлое не существует, ты просто хер с горы, неведомо как пришедший в божественный сон. Ой, ваше высочество, я забыл об этикете, прошу меня простить!
- Насрать, - сказал принц. - А как-нибудь можно определить, верна эта теория или нет?
- Никак, ваше высочество, - ответил Вильгельм. - Это обычное дело для поповских измышлений, ничего нельзя не подтвердить, ни опровергнуть, ты либо веришь, либо нет, а почему веришь либо не веришь - сам решай.
- На самом деле подтвердить можно, - заметил Оливер. - Мыслительная мощь божественного разума огромна, но не беспредельна. Когда надо быстро сформировать большой фрагмент фантазии, у других фрагментов на время пропадает детализация. Не уверен, впрочем, что это можно заметить.
- Ну-ка, поподробнее, - потребовал принц.
Оливер встал, огляделся. Ага, вот это сгодится - цветок в волосах трахнутой бабы. Протянул руку, выдернул, а баба вдруг цап, и выдернула обратно. Впилась в цветок упоротым взглядом, разглядывает, как произведение искусства, так бывает после мета, обычное дело. Поежилась вдруг и сказала:
- Мне почудилось, будто он превратился в кубик. Я вспомнила маму, а он превратился в кубик. Я испугалась, он вернулся обратно.
- У меня тоже на миг помутилось в глазах, - сказал Вильгельм.
- А я ничего такого не заметил, - сказал принц. - Хотя погоди-ка... Подумай-ка о своем папе еще раз.
Приподнял кружевной рукав, а на запястье у него часы - тоже анахронизм. Впился взглядом в секундную стрелку...
- Вильгельм, ущипни ее, - приказал принц.
- На кой? - удивился Вильгельм.
Женщина пискнула.
- Снова думай! - приказал принц. - Вильгельм, снова ущипни!
Женщина пискнула еще раз.
- Достаточно, - сказал принц. - Приколись, Оливер, ты, похоже, прав. Когда она думает о своем прошлом, стрелка на часах передвигается рывками.
- Ерунда какая-то, - сказал Вильгельм. - Получается, мы ненастоящие? Но я ясно помню, как...