Пять бластеров, пять кобур, пять патронташей с комплектом обойм. Затем капитан закрыл сейф и запер его серебряным стерженьком, с которым — по законам Федерации — не имел права расставаться ни днем, ни ночью. Он вернулся к столу и оглядел пятерых избранников судьбы. Каждый из них умел пользоваться бластером, как и всякий вольный торговец, так что объяснять было нечего. Капитан сделал приглашающий жест.
— Разбирайте, ребята, — сказал он. — Это все ваше!
Он ничего больше не добавил — и без того было ясно, что, по его мнению, дело им предстояло опасное.
9. Охота вслепую
Снова Дэйн облачился в полевое обмундирование. Застегивая шлем, он дал себе торжественную клятву впредь ни при каких обстоятельствах не выключать радиотелефон. Никто так и не упрекнул его за оплошность в лощине, а ведь он думал, что отныне его будут держать подальше от настоящего дела. И вот, пожалуйста, никто не оспаривал его права идти в поход, ему предоставили новую возможность отличиться — просто потому, что он вытащил короткую соломинку. Что ж, он приложит все силы, чтобы оправдать доверие.
За бортом по–прежнему не было ни дня, ни ночи. Был только туман. Они плотно поели и спустились по трапу в серые сумерки, которые, судя по показаниям часов, следовало называть полуденными.
Рип шагал впереди. Ощущая у бедра непривычную тяжесть бластера, Дэйн шел вслед за Вилкоксом. Кости и Мура уже хлопотали у краулера.
На плоской платформе маленькой машины было место только для одного человека, от силы для двух. Бортов у платформы не было вовсе, держаться на ее скользкой поверхности было не за что, а потому решили, что все пойдут пешком, привязавшись тросами к корме.
Кости запустил двигатель, и краулер пополз вперед, дробя гусеницами гравий и обломки пористого камня. Двигался он со скоростью пешехода, и поспевать за ним не составляло труда.
Дэйн оглянулся. «Королевы» уже не было видно. Только слабое сияние еще мерцало где–то вверху — это был прожектор, который в обычных условиях виден на расстоянии многих миль. Вот тогда–то Дэйн по–настоящему понял, что значит сейчас потеряться, и ухватился за трос, проверяя, хорошо ли он привязан.
Человек, который вел краулер через пустошь в первый раз, выбирал самый удобный путь. Дорога под ногами была достаточно ровной, только раз они попали на реку застывшего шлака, где было очень скользко, и пришлось основательно попотеть.
Однако довольно скоро они обнаружили еще одну особенность тумана.
Звуки! Они так и не смогли понять, что это за звуки. То ли многократное и усиленное эхо их собственных шагов и хруста гусениц, то ли какие–то другие, естественные шумы. Несколько раз Кости глушил двигатель, и они замирали, прислушиваясь. Им казалось, что они окружены, что какой–то другой отряд скрыто следует за ними во мраке, готовясь напасть. Но стоило им остановиться, как звуки исчезали, так что в конце концов по общему молчаливому согласию они решили пренебречь этими слуховыми галлюцинациями и двинулись вперед уже без остановок, видя лишь несколько дюймов грунта у себя под ногами да смутную тень на месте ближайшего соседа.
Влага, стекавшая по шлемам, пропитывала одежду. Она неприятно пахла, и собственная кожа казалась Дэйну липкой и нечистой. Он попытался вытереть лицо, но только размазал маслянистую жидкость еще сильнее.
В остальном же все шло хорошо. Краулер уверенно и беспрепятственно двигался вперед. Его электронная память работала безотказно. Так они оставили позади уже три четверти пути через пустошь, когда в тумане вдруг послышался новый звук, и звук этот явно не был эхом их собственного движения.
Топот! Кто–то бежал во мгле, совсем недалеко.
Очень странный топот, подумал Дэйн. Какой–то дробный. Как будто у бегущего больше двух ног. Он стал медленно поворачивать голову, стараясь определить, с какой стороны доносится топот. Но определить направление было невозможно. Непонятно было даже, догоняют их эти шаги или, наоборот, убегают от них. Тут трос подергали, и приглушенный голос Рипа спросил:
— Что это там?
— Не знаю, — отозвался Дэйн. Топот затих. Может, это был шаровидный лимбеанец?
Из тумана выступило какое–то обширное темное пятно, и сейчас же раздался чей–то крик. Дэйн вздрогнул. Башмаки его съехали с гравия и песка на что–то гладкое. Теперь он стоял на плите мостовой, а темное пятно оказалось обвалившейся стеной древнего строения. Пустошь кончилась. Они достигли развалин.
— Торсон! Дэйн!
Это кричал Рип, и Дэйн поспешил откликнуться. Трос больше не натягивался — значит, краулер стоял, Дэйн осторожно двинулся вперед и наткнулся на Рипа. Рип стоял, склонившись над лежащим вилкоксом.