Но он лгун. Ясно же, что это он сказал Шери. Как еще она могла узнать? Ну почему просто не признаться, как призналась я в том, что рассказала его маме о его мечте стать врачом?
Я, по крайней мере, сделала это из благих побуждений. Поскольку мне кажется, что Биби де Вильер из тех женщин, которым небезразлично воплощение мечты сына. Неужели такую мать можно держать в неведении о самом горячем желании ее сына?
Я на самом деле оказала Люку услугу, рассказав об этом его матери. Неужели он этого не понимает?
Ну, ладно, я и впрямь болтливый язык, назойливая муха и вообще самая большая идиотка.
И поэтому я его потеряла… хотя, если уж честно, я его и не имела. Конечно, у нас был один момент сегодня утром, когда он купил мне упаковку диет-колы…
Но нет, я все это придумала. Теперь уже можно не сомневаться. Мне суждено всю жизнь быть одной и умереть в одиночестве. Любовь и Лиззи Николс – несовместимые понятия.
Ну и прекрасно. Мало ли людей прожили свою жизнь счастливо, не имея рядом второй половины? Я сейчас никого конкретно не припомню, но уверена, они есть. И я буду одной из них. Я буду просто Лиззи… одиночка.
Я пытаюсь подсунуть ножницы под особенно тугой стежок, когда в дверь опять стучат.
Когда же все это кончится?
Дверь открывается еще до того, как я успеваю сказать «Войдите!».
К моему величайшему удивлению, на пороге стоит Доминик. Она просто потрясающа в туфлях на высоком каблуке от Маноло и облегающем коротком зеленом платье.
Я качаю головой:
– Слушай, все пока выглядит плохо, но я успею доделать платье, если меня оставят в покое и дадут нормально поработать.
Доминик входит в комнату, внимательно смотря под ноги, словно там натянута проволока-ловушка, а не просто разбросаны груды кружев.
– Я пришла не из-за платья. – Доминик останавливается возле моего раскрытого чемодана и разглядывает сваленные в кучу классические платья и джинсы. И расплывается в гаденькой улыбке:
– Послушай. – Чаша моего терпения переполнена. – Если ты хочешь, чтобы я закончила платье к утру, оставь меня в покое, ладно? Скажи Викки, что я делаю все, что в моих силах.
– Я же сказала, что пришла не из-за Викки и ее платья. Я пришла из-за Люка.
Люка? Это заставляет меня отложить ножницы. И что же Доминик хочет мне сказать насчет Люка?
– Знаю, ты в него влюблена, – говорит она, берет из открытого ящика тумбочки упаковку мозольного пластыря и внимательно ее изучает.
– Что-о? – От изумления я даже рот раскрыла.
– Это же очевидно, – выдает Доминик, кладя пластырь туда, откуда взяла. – Сначала я не тревожилась, потому что… ну взгляни на себя.
И я, как последняя идиотка, смотрю на себя. К моему черному платью прилипло примерно восемьдесят пять тысяч клочков белых ниток. Волосы стянуты в хвост, а туфли потерялись где-то под залежами кружев.
– Но я знаю… он увлекся тобой, – заявляет Доминик, подняв подбородок.
Да. Возможно. Одно время. Сейчас? Не думаю.
– Он относится к тебе, как старший брат к забавной младшей сестренке-несмышленышу, – продолжает она.
Вот здорово. Как Блейн относится к Викки. Хотя это лучше, чем ненавидеть.
– Думаю, он тебе многое о себе рассказывает. – Она находит один из моих многочисленных путеводителей и разглядывает его. – Интересно, он рассказал тебе о предложении, которое ему сделал дядя?
Я изображаю полное неведение. А что мне еще остается? Не могу же я признать, что подслушала. Хотя именно так все и было.
– Предложение?
– Ну, ты должна была слышать. Работа в Париже в филиале весьма солидной фирмы месье Тибодо. Он будет зарабатывать гораздо больше, чем сейчас. Неужели он тебе не рассказал?
– Нет, – говорю я, и на этот раз не лгу.
– Странно, – удивляется Доминик. – Он вообще ведет себя странно.
– Что ж, такое случается, – говорю я для поддержания разговора. – Знаешь, когда вдруг на тебя сваливается огромная сумма денег, люди ломаются. Посмотри на Блейна.
– Блейна? – Доминик озадачена.
– Ну да. Блейн Тибодо. – Доминик все еще не понимает, и я поясняю. – Его группа подписала контракт со студией звукозаписи, и девушка Блейна ушла от него. Она сказала, что теперь он слишком богат для нее. Когда доходит дело до больших денег, некоторые люди просто… пугаются.
Доминик озадачена. Мой путеводитель совершенно забыт.
– А что, студии звукозаписи так много платят?
– Ну конечно. И потом Блейн только что продал одну из своих песен для рекламы «лексуса».
– Правда? – Доминик прищуривается и кладет путеводитель на стол. – Как интересно. – Но тон ее говорит как раз об обратном. – Так ты не знаешь, почему Люк ведет себя так странно?
– Понятия не имею. – Я и впрямь не знаю. По крайней мере, почему он ведет себя странно по отношению к Доминик. Если, конечно, она не обвинила его во лжи, как я.
– Ладно, – говорит она и направляется к двери. – Спасибо. И удачи с платьем. – Ее губы кривятся в подобии улыбки. – Похоже, она тебе понадобится.
Ладно, если Люк предпочитает именно таких женщин – высоких, тощих, с искусственно увеличенной грудью (а я бабулиной жизнью клянусь, что это так) и одержимых деньгами, тогда флаг ему в руки.
Хотя, конечно, я могу понять, почему он предпочитает быть с такими, нежели с теми, кто называет его лгуном. Даже если это так и есть.
Вот Доминик такого бы никогда не сделала. Она для этого слишком хитрая. Настолько хитрая, что смогла втянуть меня в безнадежное предприятие, закончить которое к утру просто нереально. Во всяком случае, так, чтобы всем понравилось. К тому времени как внизу начинаются тосты – я слышу звон бокалов, потом затишье, потом взрыв смеха, я все еще отпарываю кружева.
И понимаю, что без них еще хуже.
Может, пришить кружева обратно и признать свое поражение или лучше паковать вещи и уносить отсюда ноги? Тут дверь снова открывается, и без стука входит Шери. В руках у нее тарелка с едой.
– Прежде чем ты откроешь рот и сделаешь все еще хуже, – сердито заявляет она, ставя тарелку на тумбочку рядом с книгами и лампой, – хочу сообщить тебе, у меня начались критические дни, а я забыла взять тампоны. Вот и решила поискать их у тебя – ты всегда собираешься, как на Эверест, будто неделями не увидишь цивилизации, хотя едешь всего на день. Так я и нашла твой ноутбук с дипломной работой. Ты оставила его открытым прямо на кровати. Я просто не могла не заметить его. Я подумала, что это твой дневник, а поскольку у меня ПМС, мне было необходимо его прочесть, ты же понимаешь.
Я смотрю на нее в изумлении.
– Знаю, нельзя было этого делать, – продолжает она, – но я все равно прочитала. Так я и поняла, что ты еще не получила диплом. Люк мне ничего не говорил. Вообще-то странно, что незнакомцу ты доверила эту тайну, а мне – своей подруге с детского сада – нет.
Я чувствую, что подо мной что-то дрожит. Сначала думаю, что это пол, но потом понимаю – это колени.
– Так Люк тебе ничего не говорил? – упавшим голосом переспрашиваю я.
– Нет. – Шери плюхается на кровать, не обращая внимания на разбросанные повсюду кружева. – И как тебе в голову пришло обвинить в этом именно его? Кажется, он просто в восторге от этого. И от тебя тоже.
– О господи. – Хватаясь за живот, я опускаюсь на кровать прядом с Шер. – Что я наделала?
– Профукала все, – говорит Шери. – Учитывая, что ты в него влюблена.
Я жалобно смотрю на нее.
– А что, это так заметно?
– Для тех, кто знает тебя восемнадцать лет? Да. Для него – возможно, и нет.
Я поднимаю полные слез глаза к потолку:
– Я такая идиотка!
– Да, – соглашается Шери. – Так и есть. Ну почему ты сразу не сказала мне о дипломе?
– Я знала, что ты разозлишься, поэтому и не сказала.
– Так я и разозлилась.
– Ну вот. Я же знала.
– Лиззи, да пойми же, – продолжает она, – если образование обошлось тебе бесплатно, это еще не значит, что можно относиться к нему расточительно. История моды? Ну что за специальность?