Улыбнувшись, она превращается совершенно в другого человека. Это не избалованная светская дама, которая ненавидит старшего брата, а вместе с ним и всех остальных людей. Передо мной милая, славная девушка, которая предпочла выйти замуж за флегматичного программиста из Миннесоты, а не за богатого наследника нефтяных магнатов из Техаса.
Правду говорят, что невесты в день своей свадьбы необычайно красивы. Даже в такую рань, без всякой косметики Викки выглядит ошеломляюще.
– Платье чудное, и ты тоже, – тараторит она. – Пойду покажу его маме. – Она наклоняется поцеловать меня в щечку и заключает буквально в медвежьи объятия. – Спасибо. Спасибо тебе огромное. Я этого никогда не забуду. Ты – гений. Ты просто гений.
И она удаляется в вихре белого шелка.
Совершенно измотанная, я снова валюсь на кровать в надежде поспать еще хоть минутку-другую.
Мне удается урвать еще часа два, а потом меня бесцеремонно расталкивают. Голос, очень похожий на Шери, гремит прямо в ухо:
– Господи, Лиззи, просыпайся! ДА ПРОСЫПАЙСЯ ЖЕ! Я накрываюсь подушкой и крепче зажмуриваюсь.
– Что бы ни случилось, я не хочу знать. Хочу спать. Уходи.
– Это тебе знать захочется. – Шери выдирает подушку у меня из рук.
Лишившись последней защиты от солнечного света, я приоткрываю опухшие веки и чрезвычайно любезным тоном заявляю:
– В твоих интересах чтобы это были хорошие новости, Шер. Я трудилась над этим дурацким платьем до пяти утра.
– О, это очень хорошая новость, – говорит Шери. – Люк бросил ее.
– Кого? – Я непонимающе пялюсь на нее.
– То есть как кого? – Шери бьет меня подушкой по голове. – Доминик, конечно же, идиотка. Он только что сказал об этом Чазу, а тот – мне. А я сразу побежала сообщить тебе.
– Погоди. – Я приподнимаюсь на локтях. – Люк порвал с Доминик?
– Вчера ночью, когда мы все разошлись спать, видимо. Я слышала, как они ругались. Правда, стены здесь такие толстые, что слов было не разобрать.
– Подожди. – Все это уже слишком для человека, измученного бессонной ночью. – Они расстались прошлой ночью?
– Не расстались, – радостно поясняет Шери. – Люк бросил ее. Он сказал Чазу, что у них с Доминик совершенно разные цели в жизни. И еще – что у нее силиконовая грудь.
– Что?
– Нет, конечно, это не причина для расставания. Он это просто так, в дополнение сказал.
– Господи. – Я лежу и пытаюсь сообразить, что чувствую. В основном, чувствую себя плохо. Мне удалось поспать всего-то часа три.
– Это я виновата, – говорю я наконец. Шери смотрит на меня, как на сумасшедшую.
– Ты? Каким это боком?
– Я сказала матери Люка, что Доминик рассказала нам… о его мечте быть врачом. И еще проболталась насчет ее планов превратить это место в отель реабилитации после пластической хирургии. Уверена, мама что-то сказала Люку на этот счет. Я имею в виду его мама.
– Лиззи, парни не расстаются со своими девушками только потому, что те не нравятся их матерям, – выдает Шери с сарказмом.
– Все равно. – Я чувствую себя погано. – Если бы я держала язык за зубами…
– Лиззи, – перебивает Шери. – У Люка были проблемы с его девушкой задолго до того, как приехала ты.
– Но…
– Мне Чаз рассказывал. Да ты глянь на нее – девица носит сандалии за шестьсот долларов. Так что твоей вины нет.
Попытаюсь осознать это. Шери, конечно, права. Было бы слишком самоуверенно считать, что разрыв Люка и Доминик как-то связан со мной.
– Я знала, что они искусственные, – мои нервы не выдерживают.
– Я тоже, – соглашается Шери. – Они даже не шевелились, когда она махала рукой.
– Точно! – подхватываю я. – Когда двигаешься, они обязательно должны колыхаться. Если они большие, конечно.
– Ты понимаешь, что все это значит? – спрашивает Шери. – У тебя есть шанс.
– Шери, – говорю я встревоженно, поскольку знаю, что только напрасно начну питать надежды. – Он меня ненавидит, забыла?
– Это не так. – Шери хмурится.
– Ты сказала, что ему горько.
– Ну да, в его словах вчера слышалась горечь.
– Вот именно.
– Но это было до того, как он бортанул ее! Я откидываюсь на подушки.
– Но между нами ничего не изменилось с прошлой ночи, – говорю я в потолок. – Ведь я обвинила его в том, что он проболтался насчет диплома. А он этого не делал.
– Есть блестящая идея. Почему бы тебе не извиниться перед ним?
– Это ничего не изменит, – по-прежнему сообщаю я потолку. – Если он до сих пор чувствует горечь. А это, скорее всего, так и есть. Я бы на его месте именно так себя и чувствовала.
– Скорее всего, нет. Но дело не в этом, придется немного поунижаться, – говорит Шери. – Но тебе не кажется, что он того стоит?
– Да, – соглашаюсь я, – конечно. – Мне вспоминается тот день в поезде – какой он был внимательный, терпеливый и забавный. И какие длинные и пушистые у него ресницы. И как он был мил со мной в тот день на чердаке. И еще купил диет-колу…
Он так горячо убеждал меня, что я смелая. Сердце у меня заныло от тоски.
– Шери, это бесполезно, – говорю я. – Ты посмотри на… Дверь в мою комнату с треском открывается и заглядывает Чаз. Вид у него раздраженный.
– Извините, леди. Я, конечно, понимаю, что вам интересно сидеть и сплетничать о моем друге, но вам не приходило в голову, что у нас на носу СВАДЬБА, ГДЕ МЫ ДОЛЖНЫ ПОМОГАТЬ?
Вот так и вышло, что уже через час я хожу с подносом и предлагаю напитки собравшимся на лужайке, страдающим от жажды – и злости – гостям на свадьбе Виктории Розы Тибодо и Крейга Питера Паркинсона. Никто не ожидал такой жары, и теперь мужчины нещадно потеют в смокингах и галстуках, а дамы обмахиваются свадебными программками вместо вееров. Свадьба должна начаться ровно в полдень. Пастор из приходской церкви невесты в Хьюстоне уже прибыл. На местах также цветы, свадебный торт и струнный квартет, обещавший сыграть свадебный марш. «Тень Сатаны» по-прежнему отказывается играть классику, даже «Лоэнгрин».
Даже невеста, к всеобщему удивлению, готова. Она с нетерпением ждет в доме, когда пробьет двенадцать.
Мне бы, конечно, хотелось заняться чем-нибудь поинтереснее, но я в полном раздрае. Это потому что я еще не виделась с Люком. Вернее, я его видела – он носится по всему поместью, встречает гостей и улаживает проблемы. В отличие от большинства мужчин, он вовсе не испытывает дискомфорта в жару и потрясающе выглядит в смокинге.
Но он ни разу не подошел ко мне и даже не посмотрел в мою сторону.
И я прекрасно понимаю, почему он злится на меня.
Но он мог бы по крайней мере дать мне шанс объясниться.
– Это спиртное? – спрашивает меня Баз, барабанщик «Тени», показывая на бокалы на моем подносе.
– Да, шампанское.
– Слава богу! – Он хватает сразу два бокала, осушает их до дна и ставит обратно на поднос. – Чертовски жарко, правда?
– Ну, вы-то одеты по погоде, – вежливо отвечаю я. Музыканты группы Блейна решили воздержаться от протокола, на них шорты и сандалии. Курт, клавишник, вообще пришел без рубашки.
– А ты не видела Блейна? – спрашивает Баз.
– Нет, – рассеянно отвечаю я, потому что рядом нарисовался Люк. Он помогает какой-то пожилой особе устроиться на складном стуле. Они с Чазом, похоже, с семи часов расставляли их ровными рядами, чтобы образовался проход, по которому потом раскатают белый ковер.
Баз следит за моим взглядом, тоже замечает Люка и вскидывает руку:
– Люк! – кричит он. – Иди сюда!
О нет! Я, конечно, хочу переговорить с Люком, но наедине. Мне совсем не хочется, чтобы наша первая встреча после вчерашней неприятной сцены произошла при посторонних, тем более при барабанщике по имени Баз.
– Да? – вежливо спрашивает Люк, подходя к нам.
Сердце у меня начинает трепетать, как весенний мотылек. Как же он хорош – широкоплеч, свежевыбрит. Надраенные до блеска «инспекторы»![21]
Мне стоит больших трудов не уронить поднос.