– У нас семейный бизнес, – говорит месье Анри с внезапной решимостью и с громким стуком захлопывает портфолио. – Я не собираюсь нанимать посторонних.
Но… Нет, он меня не выгонит. Я должна узнать, как сделаны эти оборочки.
– Я понимаю, что не отношусь к вашей семье. Но я хорошо знаю свое дело, а тому, чего не знаю, очень быстро учусь.
– Нет, – непреклонен месье Анри. – Мне это не нужно. Я создал бизнес для своих сыновей…
– Которые о нем и знать не желают, – горько сетует по-французски его жена. – И ты это знаешь, Жан. Эти ленивые свиньи только и хотят, что ходить по дискотекам.
Хм-м-м… Она собственных сыновей тоже называет свиньями? И… кажется, она сказала… дискотека? -…Я самостоятельно справляюсь с работой, – высокомерно добавляет месье Анри.
– Правильно, – фыркает мадам Анри. – А на меня у тебя не хватает времени. И на сыновей тоже.
Они так распустились, потому что ты вечно торчишь здесь. А ведь у тебя больное сердце. Доктор сказал, что тебе нужно избегать стрессов, чтобы дело не кончилось ударом. Ты все время повторяешь, что тебе хотелось бы работать меньше… оставить на кого-нибудь магазин, чтобы побольше отдыхать, чтобы мы могли проводить больше времени в Провансе. И ты хоть пальцем пошевелил для этого? Нет.
– Я живу тут рядом, за углом, – встреваю я, изо всех сил стараясь не показать, что понимаю все, о чем они говорят. – Я могу приходить сюда, когда вы захотите. Может, вам нужно больше времени, чтобы побыть с семьей?
Мадам Анри встречается со мной взглядом.
– Возможно, – бормочет она на родном языке, – она не такая уж и дурочка.
– Пожалуйста, – едва сдерживаясь, чтобы не закричать, говорю я. Если я такая уж дурочка, то почему живу на Пятой авеню? Хотя, конечно, люди, которые судят о других по авеню, Сами дураки. – Ваши платья просто восхитительны. Когда-нибудь мне хотелось бы открыть свой собственный магазин.
Мне очень хочется научиться этому у лучшего мастера. И у меня есть рекомендации. Вы можете позвонить менеджеру магазина, в котором я работала…
– Non, – отрезает месье Анри. – Мне это не интересно. Он протягивает мне мое резюме.
– Ну и кто из нас дурак? – кисло произносит мадам Анри.
Но месье Анри, возможно увидев слезы, которыми вдруг наполняются мои глаза (Какой кошмар!
Расплакаться но время собеседования с работодателем!), вдруг смягчается.
– Мадемуазель, – говорит он и кладет руку на мое плечо. – Это не потому, что я считаю, будто у вас нет таланта. Просто у нас очень маленькая мастерская. А мои сыновья сейчас учатся в колледже.
Это очень дорого. Я не смогу платить зарплату еще одному человеку.
И тут я с изумлением слышу, как мои губы произносят четыре слова, которые я не надеялась говорить в течение ближайших пары миллионов лет. Сразу же после этого мне хочется себя застрелить.
Но поздно. Они уже вырвались:
– Я буду работать бесплатно.
Боже! Нет! Что я говорю?
Но это сработало. Месье Анри заинтригован. Его жена улыбается так, как будто выиграла в лотерею.
– Вы имеете в виду обучение? – Месье Анри опускает бифокальные очки на нос, чтобы рассмотреть меня поближе.
– Я… я… – Боже! Как я выпутаюсь из этой истории? Я ведь даже не знаю, действительно ли хочу этого. – Да, что-то вроде. А потом, когда вы увидите, как много я работаю, мы сможете предложить мне платное место.
Это уже лучше. Именно так я и поступлю. Я буду работать на него как подорванная, и он не будет знать, как обходился без меня раньше. А потом, когда он без меня уже не сможет, я пригрожу тем, что уйду, если он не будет мне платить.
Уверена, это не лучшая стратегия, чтобы получить работу. Но в данный момент другой возможности у меня нет.
– Договорились, – соглашается месье Анри. Он сует очки в карман и протягивает мне руку. – Добро пожаловать.
Пожимая в ответ его руку, я чувствую каждую мозоль на его пальцах и ладони.
– Спасибо.
Глядя на это, мадам Анри замечает на чопорном французском:
– Она и впрямь такая дуреха!
Как правильно выбрать свадебное платье.
Краткая инструкция от Лиззи Николс Что вы знаете о длине шлейфа свадебных платьев?
В основном шлейфы бывают трех типов длины: короткий шлейф – он едва касается пола; шлейф для венчания в церкви – его длина около 4 футов; шлейф для венчания в соборе – длина 6 футов (или еще больше, но только если вы принадлежите к королевской семье).
Глава 7
Лучший способ сдержать слово – это вообще его не давать.
Наполеон I (1769-1821), император Франции Я измеряю окна и кровать в квартире Чаза и Шери и плачу. И не могу остановиться. Я совсем расклеилась. Я понятия не имела, что дома кто-то есть. Поэтому, когда сонный Чаз выходит из спальни, держа в руке измятую книжку в мягкой обложке и произносит: «Господи, что ты здесь делаешь?», я взвизгиваю, выпускаю из рук сантиметр и начинаю падать.
– С тобой все в порядке? – Чаз протягивает ко мне руку, чтобы удержать, но уже поздно. Я падаю на пятую точку прямо посередине его гостиной.
Это все из-за их кривого паркета. Он во всем виноват.
– Нет, – всхлипываю я, – не в порядке.
– Что случилось? – Не могу сказать, что Чаз смеется, но все-таки уголки его рта подозрительно дрожат.
– Это не смешно, – заявляю я. Жизнь на Манхэттене практически лишила меня чувства юмора.
Конечно, когда мы с Люком лежали в постели или, развалившись на диване его мамы, смотрели по ее же плазменной панели (искусно спрятанной за подлинным гобеленом шестнадцатого века, изображающим пасторальную сцену) шоу «Выдохни и танцуй», все было прекрасно.
Но через минуту после того, как Люк уходил на занятия- с девяти до пяти ежедневно, – все мои комплексы по поводу ненадежности моего положения возвращались, и я опять начинала думать, что сейчас как никогда близка к тому, чтобы вылететь из Нью-Йорка, как Кати Пенбейкер, и что единственным отличием между нами является то, что я не страдаю, как она, распадом личности.
Что клинически доказано.
– Прости, – говорит Чаз. Он смотрит на меня сверху вниз и старается не улыбаться. – Скажи мне, пожалуйста, почему ты рыдаешь в моей квартире средь белого дня? Люк не разрешает тебе этого делать в доме ею мамы или есть какая-то другая причина?
– Нет. – Я все еще сижу на полу. Так удобнее плакать. Чаз и Шери тщательно убирают свое жилище, и поэтому я не боюсь испачкать платье. – Шери отдала мне ваш запасной ключ, чтобы я померила окна и кровать. Я собираюсь вам сшить шторы и покрывала.
– Ты нам сошьешь шторы и покрывала? – радуется Чаз. – Здорово. – Увидев, что я продолжаю плакать, он перестает улыбаться. – Или нет. Если ты плачешь из-за этого.
– Я плачу не из-за покрывала, – говорю я, вытирая слепя тыльной стороной ладони. – Я плачу потому, что я неудачница.
– Раз так – надо выпить, – вздыхает Чаз. – Налить тебе чего-нибудь?
– Алкоголь не решит проблему, – завываю я.
– Не решит, – соглашается со мной Чаз, – но я весь вечер читал Витгенштейна, и он помог мне избавиться от мыслей о самоубийстве. Ты присоединишься ко мне? Я собираюсь сделать джин с тоником.
– Да-а-а, – икаю я. Вдруг немного джина приведет меня в порядок? У бабули это всегда получалось.
Некоторое время спустя я уже сижу рядом с Чазом на обитом золотистой тканью диване.
Подушки на нем тоже золотые. Если бы я не знала, что они были списаны из одной юридической фирмы, я бы решила, что они из китайского ресторана. Дорогого, но все-таки ресторана. Я рассказываю Чазу о плачевном состоянии моих финансов.
– И теперь, – завершаю я свой монолог, держа в руках высокий, запотевший и почти пустой стакан, – я получила работу, не скажу, что о такой я всю жизнь мечтала, но все-таки на ней смогу чемуто научиться. Но мне за нее не платят, и я понятия не имею, где взять денег, чтобы в следующем месяце заплатить за квартиру. Сейчас я не могу даже на временную работу устроиться, ведь у меня на это не будет времени, я же должна буду ходить к месье Анри. А еще я столько трачу на еду! Честно говоря, не знаю, как выкручусь, если только не продам свою коллекцию. У меня нет денег даже на метро, чтобы добраться отсюда домой. И я не могу рассказать об этом Люку, просто не могу, он, как мадам Анри, решит, что я дура. И у родителей я тоже не могу попросить, у них нет денег, я взрослая и сама должна себя содержать. Наверное, мне придется извиниться перед месье Анри, сказать, что я совершила ошибку, и пойти в ближайшее кадровое агентство в надежде, что там для меня найдется хоть какая-то работа.