– Хоть ты скажи ей, Сара.
Сара таращит глаза:
– Я? Я вообще на маму не похожа!
– Я не про маму. Мне показалось или нет, что сегодня утром ты добавила в кофе ликер? И это в пятнадцать минут десятого!
Сара пожимает плечами:
– Мне не нравится черный кофе.
– Совсем как нашей бабушке. – Роза, сдвинув брови, вновь обращается ко мне: – К твоему сведению, Анджело как раз и есть мужчина моей мечты. И мне не нужно было жить с ним до свадьбы, чтобы понять это.
– Кстати, – замечает Сара, – мужчину твоей мечты сейчас до смерти замучают.
Анджеле, плотно прижав руки к бедрам, падает на землю. А Маджи под бурное одобрение своих гостей мгновенно переключается на машину родителей.
– Маджи! – визжит Роза, вскакивая со скамейки. – Только не мамочкину машину! Только не ее!
– Не слушай ее, Лиззи, – говорит Сара, как только Роза оказывается вне зоны слышимости. – Пожить с парнем перед свадьбой – отличный способ узнать, насколько вы с ним совместимы в том, что действительно важно в этой жизни.
– Например? – спрашиваю я.
– Ну, – тянет Сара, – например, нравится ли вам обоим смотреть телевизор по утрам. Когда один хочет включить с утра шоу «Реджи и Келли», а второму, чтобы сосредоточиться перед рабочим днем, нужна абсолютная тишина, то все, как правило, заканчивается ссорой.
Я вспоминаю, как бесилась Сара, когда кто-то из нас включал с утра телевизор. Надо же, оказывается, ее мужу Чаку нравится «Реджи и Келли». Неудивительно, что ей по утрам нужен ликер в кофе.
– А еще, – говорит Сара, ковыряя то, что осталось от именинного пирога в форме лошадки, и слизывая с пальца ванильный крем, – он ведь тебе не предлагал поселиться вместе, так?
– Так, – соглашаюсь я, – он знает, что мы собираемся жить с Шери.
– Не понимаю, – говорит мама, подходя к столику с графином свежеприготовленного лимонада для детей, – зачем тебе вообще ехать в Нью-Йорк? Почему ты не можешь остаться в Энн-Арборе и открыть здесь ателье по пошиву свадебных платьев?
– Потому, – отвечаю я по крайней мере в третий раз с тех пор, как несколько дней назад вернулась из Франции. – Если действительно хочешь преуспеть, нужно ехать туда, где живет наибольшее количество потенциальных клиентов.
– По-моему, это» просто глупо, – говорит мама, опускаясь на скамью рядом со мной. – Там так трудно найти подходящее жилье, чтобы не тратить уйму времени на дорогу, ведь тебе нужно будет ездить на Манхэттен. Уж я-то знаю. Старшая дочка Сюзанны Пенбейкер – помнишь ее, Сара, она училась с тобой в одном классе. Как ее звали? По-моему, Кати. Так вот, она поехала в Нью-Йорк попытать счастья с работой и вернулась через три месяца. Ей не удалось снять квартиру. Ты думаешь, что твоя затея с открытием собственного бизнеса кончится как-то по-другому?
Я не стала говорить маме, что Кати Пенбейкер – неприятная личность, страдающая комплексом нарциссизма (если верить Шери, Кати уводила парней у всех девушек в Энн-Арборе, а потом, удовлетворив свою страсть к охоте, бросала). Подобное поведение вряд ли способствовало ее популярности в таком городе, как Нью-Йорк, где, как я понимаю, гетеросексуальные парни в большом дефиците, а девушки не склонны сдерживаться от применения насилия, чтобы не дать своим парням сбиться с пути истинного.
Но вместо этого я замечаю:
– Я начну с малого. Найду место продавщицы в магазине одежды, чтобы осмотреться, понять, как обстоят дела в Нью-Йорке, поднакопить деньжат… и только потом открою собственный магазин, возможно, где-нибудь в Нижнем Ист-Сайде, где недорогая аренда.
Вернее, не слишком дорогая. Мама переспрашивает:
– Поднакопить деньжат? Неужели ты думаешь, что у тебя это получится, если ты будешь платить тысячу сто долларов в месяц только за жилье?
– Гораздо меньше, ведь мы будет снимать его напополам с Шери.
– На Манхэттене студия – квартира без спальни, просто одно открытое помещение – стоит две штуки долларов в месяц, – продолжает мама. – Ты должна делить ее не с одной, а с несколькими подругами, так говорила Кати Пенбейкер.
Сара кивает. Она тоже в курсе отвратительной привычки Кати уводить чужих парней. Это, видимо, очень осложняло ей проживание с соседями женского пола.
– И в журнале «Вью» об этом тоже писали.
Но мне плевать на то, что говорят члены моей семьи. Я все равно так или иначе найду способ открыть магазин. Даже если мне придется жить в Бруклине. Мне рассказывали, что там народ идет в ногу с модой. Бея творческая тусовка после того, как их выжили с Манхэттена банкиры, поселилась там или в Квинсе.
– Напомни мне, – говорит Роза, подходя к столику, – никогда больше не привлекать Анджело к проведению детских праздников.
Мы дружно оглядываемся и видим, что муж Розы уже поднялся на ноги и, морщась от боли, медленно хромает к террасе.
– Не обращайте на меня внимания, – язвительно говорит он Розе, – не предлагайте мне помощь, я и так обойдусь!
Роза закатывает глаза, и снова тянется к кувшину с «Маргаритой».
– Вот уж действительно – мужчина мечты, – хихикает себе под нос Сара.
Роза грозно смотрит на нее.
– Заткнись! – И переворачивает кувшин. – Пусто. – В ее голосе звучит паника. – У нас кончилась «Маргарита».
– Но, дорогая, – недоумевает мама, – папа только что ее смешал…
– Пойду сделаю еще..- Я вскакиваю Все, что угодно, лишь бы больше не слышать, какие еще неприятности свалятся мне на голову в Нью-Йорке.
– Только покрепче, чем папа, – наказывает мне Роза. Над ее головой пролетает сделанная из папье-маше нога пони, – пожалуйста.
Я киваю и, схватив кувшин, двигаюсь к задней двери. На полпути я чуть не врезаюсь в бабулю, которая как раз выходит во двор.
– Привет, ба. Как там сегодня доктор Куин?
– Не знаю. – Я понимаю, что бабуля пьяна, хотя только час дня. Она опять надела халат наизнанку. – Я заснула. В этой серии даже не было Салли. Не понимаю, почему они снимают без нее целые серии. В чем дело? По-моему, никому не интересно, как эта доктор Куин носится взад-вперед в своем дождевике! Салли – другое дело. Я слышала, как они уговаривали тебя не уезжать в Нью-Йорк.
Я оглядываюсь на маму и сестер. Все трое ковыряют пальцами остатки торта.
– Да, – признаю я, – наверное, они просто не хотят, чтобы у меня все закончилось так, как у Кати Пенбейкер.
Бабуля удивляется:
– Ты о той проститутке, которая у всех уводила парней?
– Ба, она не проститутка. Просто… – Я улыбаюсь и качаю головой. – А ты откуда о ней знаешь?
– Держу руку на пульсе, – загадочно говорит бабуля. – JI юди считают, раз я старая пьяница, то не замечаю, что происходит вокруг. Вот это я приберегла для тебя. Держи.
Она сует что-то мне в ладонь. Я опускаю глаза…
– Ба… – Улыбка сползает с моего лица. – Откуда это у тебя?
– Не твое дело, – отвечает бабуля. – Я хочу, чтобы ты это взяла. Пригодится, когда переедешь в город. Вдруг решишь куда-нибудь пойти, или просто понадобятся наличные. Всякое бывает.
– Но, ба, – протестую я. – Я не могу.
– Черт тебя подери! – орет на меня бабуля. – Просто возьми – и все.
– Ладно, – соглашаюсь я и засовываю аккуратно сложенную десятидолларовую купюру в карман черно-белого без рукавов винтажного платья от Сюзи Перетт. – Ну вот. Ты счастлива?
– Да, – говорит бабуля и гладит меня по щеке. От нее приятно несет пивом. Это напоминает мне те времена, когда она помогала мне с уроками. Большинство ответов были неверными, но зато я всегда получала дополнительные баллы за воображение. – Прощай, паршивка.
– Ба, – напоминаю я, – я уеду только через три дня.
– И никогда не спи с матросами, – говорит бабуля, не обращая внимание на мои слова, – не то подхватишь триппер.
– Знаешь, – улыбаюсь я, – мне кажется, что тебя мне будет не хватать больше всех, старое чучело.
– Не понимаю, о чем ты? – обижается бабуля. – Кто тут чучело?
Я не успеваю ответить. Маджи, водрузив на голову обезглавленный каркас пони молча шагает мимо нас. За ней в абсолютной тишине следуют гости, голову каждого из участников процессии украшает обломок пиньяты – кусок хвоста, обломок ноги. Они идут, как на параде, идеальным строевым шагом.