– Я никогда не вернусь к Чазу, Лиззи, – отвечает Шери, спокойно достает из чашки заварной пакетик и кладет на керамическую тарелочку, которую нам специально для этой цели и поставили.
– Как знать, – возражаю я. – Побудешь немного без него и соскучишься.
– Тогда я ему просто позвоню, – отвечает Шери. – Я хочу, чтобы мы остались друзьями. Он забавный парень. Но я не собираюсь больше оставаться его девушкой.
– Может, это из-за печенья? – спрашиваю я. – Из-за того, что у него нет работы и ему нечего делать, кроме как читать, печь пироги, убираться и все такое? – По мне, так это райская жизнь. У меня столько работы помимо домашней: месье Анри заставляет меня делать оборки… как будто я сама еще в восьмом классе этому не научилась, когда поняла, что оборки скрывают чересчур впалый живот. Меня уже слегка достало изображать несмышленого подмастерья перед мистером Миаджи, который шьет для месье Анри, – времени не хватает ни на что, какое уж тут печенье.
Но с другой стороны, я многому научилась. Большей частью тому, как воспитывать прыщавых подростков в новом тысячелетии. Но еще и как организовать бизнес, связанный с разработкой и изготовлением свадебных платьев.
– Конечно, нет, – отвечает Шери. – Кстати, о работе, мне уже пора возвращаться.
– Задержись на пять минут, – прошу я. – Я действительно очень за тебя беспокоюсь, Шери.
Конечно, я понимаю, что ты в состоянии о себе позаботиться, просто я до сих пор думаю, что все это случилось из-за меня. Мне нужно было, как мы и собирались, поселиться с тобой, а не с Люком…
– Ладно тебе, – смеется Шери. – Наш разрыв с Чазом не имеет к тебе никакого отношения, Лиззи.
– Я оставила тебя в беде, – говорю я. – И мне так стыдно. Но кажется, я могу все исправить.
Соломинка Шери натыкается на тапиоку на дне чашки.
– Прекрасно! – восклицает она. Это она о моем предложении. А не о тапиоке.
– Серьезно, – продолжаю я. – Знаешь, над ателье месье Анри есть совершенно пустая квартира.
Шери все гоняет тапиоку по дну чашки.
– Продолжай.
– Так вот, мадам Анри хочет за нее две тысячи в месяц. Но я делаю за них полти всю работу, и они от меня целиком и полностью зависят. Так что я вполне могу попросить сделать для меня скидку, скажем, в пятьсот долларов. Они наверняка согласятся. Им просто деваться некуда.
– Спасибо, Лиззи, – отвечает Шери, ставит чашку на стол и берет свою сумочку. – Но у меня уже есть жилье.
– У Пат? Ты будешь жить у своей начальницы? – трясу я головой. – Ты соображаешь, что говоришь? Ты же просто перенесешь работу из офиса домой…
– Это здорово, – заверяет меня Шери. – Она живет в квартире на первом этаже на Парк-Слоп. У нее есть собственный дворик для собак…
– Бруклин! – Я потрясена. – Шери, это же так далеко!
– Да нет, это прямая линия метро до моей работы. И станция совсем рядом.
– Шери, я имею в виду себя! – Я почти кричу. – Я же тебя больше никогда не увижу!
– Сейчас-то ты меня видишь, – замечает Шери.
– В смысле, вечером, – говорю я. – Слушай, давай я хотя бы поговорю с Анри о той квартире над ателье. Я ее видела, она очень симпатичная, Шери. И довольно большая. Она на самом верху, под ней – склад. После работы в твоем распоряжении будет все здание. А еще там есть целая стена, отделанная кирпичом. Я же знаю, тебе всегда такое нравилось.
– Лиззи, не нужно за меня беспокоиться, – говорит Шери. – У меня действительно все хорошо.
Тебе, наверное, кажется, что вся эта история с Чазом – просто конец света. Но для меня это не так.
Правда. Я счастлива, Лиззи.
Это меня задевает. Шери действительно выглядит счастливой. Гораздо счастливее, чем в первые дни в Нью-Йорке. Счастливее, чем в день окончания колледжа. Счастливее, чем во время первых свиданий с Чазом.
– О, Господи! – говорю я, осознав это окончательно. – У тебя кто-то есть.
Шери отрывает глаза от сумочки, в которой роется в поисках кошелька.
– Что? – спрашивает она и как-то странно смотрит на меня.
– У тебя кто-то появился, – кричу я. – Вот почему ты говоришь, что вы с Чазом больше никогда не будете вместе! Ты просто кого-то встретила!
Шери перестает искать кошелек и смотрит на меня:
– Лиззи, я…
Но даже в тусклом, зимнем вечернем свете, едва пробивающемся сквозь далеко не чистые окна «Вилледж Ти Хауса», я вижу, что ее щеки медленно заливаются румянцем.
– Ты в него влюбилась! – кричу я. – Господи! Не могу поверить! Наверняка ты с ним уже спишь!
Ты спишь с тем, кого я еще не видела! Кто он? Колись. Я жду подробностей.
Шери явно чувствует себя не в своей тарелке.
– Лиззи, понимаешь, мне действительно нужно бежать на работу.
– Так ты там его встретила? – не унимаюсь я. – На работе? Кто он? Ты мне не говорила, что у вас на работе есть мужчины. Мне казалось, что там одни женщины. Он что, чинит там ксероксы?
– Лиззи! – Шери уже не такая красная. Наоборот, она побледнела. – Не думала, что я буду рассказывать это вот так, на бегу.
– Что – это? – Я давлю тапиоку на дне чашки. Я не ем тапиоку. В ней много калорий. И вообще, что такое тапиока? Зерно? Желатин? Или что-то еще? – Перестань. Ты ушла с работы всего на каких-то десять минут. Никто не умрет, если тебя еще минут пять не будет.
– Вообще-то, вполне может.
– Не ври, – говорю я. – Просто скажи, что я права и у тебя кто-то появился. Иначе я просто не поверю, что ты окончательно решила расстаться с Чазом.
Шери сжимает губы в тонкую линию, давит соломинкой свою тапиоку и говорит:
– Хорошо. – Я едва слышу ее голос сквозь звуки флейты, доносящиеся из динамиков, расставленных по всем углам кафе. – У меня действительно кто-то появился.
– Прости, – говорю я. – Я не расслышала. Не могла бы ты повторить это чуть громче?
– У меня действительно кто-то появился, – повторяет Шери, глядя мне в глаза. – Я влюбилась.
Вот. Ты удовлетворена?
– Нет, – отвечаю я. – М.не нужны подробности.
– Я тебе уже говорила. – Шери снова лезет в сумку и достает из кошелька десятидолларовую купюру. – Не хочу рассказывать это прямо сейчас.
– Что?! – Я беру свою куртку. – Не рассказать лучшей подруге о парне, ради которого бросила того, с кем так долго встречалась? И когда наступит подходящий для этого момент? Мне просто интересно.
– Не сейчас, – отвечает Шери, пробираясь к выходу сквозь ряды пуфов, на которых сидят такие же, как мы, любители чая. – Я спешу на работу.
– Тогда скажи мне по дороге, – настаиваю я. – Я тебя провожу.
Мы добираемся до двери и выходим на холодную зимнюю улицу. Бликер-стрит перегородил грузовик с полуприцепом, за ним выстроилась вереница такси. Тротуары запружены озабоченными покупателями, спешащими на рождественские распродажи. Где-то в городе Люк таскается из музея в музей со своим отцом, а у мадам де Вильер тайное свидание с любовником.
Шери по дороге на работу непривычно молчалива. Ее голова опущена. Она внимательно смотрит себе под ноги, что вообще-то в Нью-Йорке просто необходимо, так как почти везде дорожное покрытие находится в плачевном состоянии.
Она явно расстроена. А я переживаю из-за того, что именно я ее расстроила.
– Знаешь, Шер, – говорю я, пытаясь идти рядом. Она идет со скоростью миллион километров в час. – Прости меня. Я правда не хотела все выяснять. Честно. Я счастлива за тебя. Если тебе хорошо, то и мне тоже хорошо.
Шери останавливается так резко, что я чуть в нее не врезаюсь.
– Я действительно счастлива, – говорит она, глядя на меня сверху вниз. Она стоит на бордюрном камне, я – на проезжей части. – Я счастлива, как никогда. Впервые в жизни я чувствую, что не зря живу, что то, что я делаю, имеет смысл. Я помогаю людям, которые нуждаются во мне. И мне нравится это ощущение. Это самое приятное ощущение в жизни.