Аброхас сделал глубокий вздох, стиснул плотнее крылья и упал в сторону поста.
Ему нравилось это делать — просто падать, как будто он был поражен.
У ее дракона, казалось, было отличное чувство юмора.
В первый раз он сделал это, она зарычала на него. Сейчас он сделал это просто, чтобы показать, как дракону Тринадцати приходилось прыгать, а их тела были слишком велики, чтобы перемещаться так быстро, как он.
Манона держала глаза открытыми, когда они неслись вниз. Ветер был холодный, но Аброхас согревал ее. Ей нравилось наблюдать за каждым ошеломленным и напуганным смертным лицом, нравилось видеть, как близко Аброхас долетал до каменных башен, до зубчатых горных породы, до —
Аброхас распахнул свои крылья и взмыл вверх, мир наклонился, и раздался свирепый крик, что эхом пронесся над каждым камнем Мората, сзади вторили крики Тринадцати. На внешней лестнице башни у слуги трескались корзины с яблоками, они вскрикивали и роняли свою ношу. Яблоки сыпались один за другим, одно катилось вниз по ступенькам вокруг башни в такт стучанию из кузниц.
Затем Аброхас полетел в сторону над темной армией, над острыми пиками, Тринадцать после падения плавно присоединялись к ним.
Это были странные ощущения, когда она летела на этом агрегате, способном разрушать целые города. Аброхас летел жестко и быстро, он и Манона сканировали земли от самых гор и сельхозугодий до реки Аканта.
Большинство людей бежали из этого региона или были убиты на войне. Но там было еще несколько, если ты знал, где искать.
Они продолжали свой полет, лунный серп поднимался все выше и выше. Хорошее время для охоты, недоброе лицо богини теперь наблюдало за ними, но просто темное небо всегда лучше.
По крайней мере, серп испускал достаточно света, чтобы увидеть, как Манона сканировала землю. Вода — смертные любил жить возле воды, поэтому она решила пойти к озеру, которое заметила много недель назад и до сих пор не изучила.
Быстрые и гладкие, словно тени, Тринадцать окутали ночную землю.
Наконец, лунный свет тускло блеснул над небольшим водоемом, и Аброхас скользил над ним, вниз и вниз, пока Манона не смогла увидеть их отражение на плоской поверхности, увидеть свой красный плащ, развивающийся за ее спиной, как кровавый след.
Позади кричала Астерина, и Манона повернулась, чтобы посмотреть на свою Вторую, бросающую руки в стороны и откинувшуюся назад в своем седле. Такой дикий экстаз и необузданная радость были всегда, когда Астерина летала.
Манона иногда задавалась вопросом: что, если ее Вторая иногда тихо пробиралась ночью и летала, даже отказавшись от седла.
Манона остановилась впереди, нахмурившись. Слава Тьме, что Мать Черноклювых не могла видеть этого, а иначе Астерина оказалась бы под угрозой. Такая дикость могла бы стоить Маноне ее собственной шеи. Но она не желала растаптывать кузину.
Манона заметила небольшой домик на огороженном поле. Свет мерцал в окне — идеально. За пределами дома твердые белые пучки блестели ярко, как снег. Даже лучше.
Манона направила Аброхаса к ферме, к семье. Если они были умные, то давно услышали шум крыльев и укрылись.
Детей не было. Это было несогласованное правило среди Тринадцати, даже если некоторые из других кланов не имел никаких правил по этому поводу, особенно Желтоногие. Но мужчины и женщины - это честная игра, особенно, если было весело.
И после ее предыдущих встреч с герцогом и с Астериной, Манона была действительно в настроении, чтобы повеселиться.
Глава 9 После того, как Аэлина написала скандальное письмо Аробинну и отправила его, серое утро вывело ее из квартиры. Уставшая до мозга костей, она нашла себе завтрак, а также купила еды на обед и ужин. Вернувшись к себе через час, она увидела большую, плоскую коробку на обеденном столе.
Дверной замок не был сломан. Ни одно окно не было открыто больше, чем сегодня утром, когда она открыла их, чтобы впустить утреннюю свежесть.
Но она и не ожидала меньшего от Аробинна, это напоминание о том, что он был Королем Ассасинов и убирал каждого, кто стоял у него на пути ради самодельного трона.
Казалось, что это все подстроено, что небеса закрылись именно в этот момент, и пошел ливень, который своим шумом убивал эту тяжелую тишину в комнате.
Аэлина стащила изумрудную ленту с кремовой коробки. Откинув крышку, она в течении долгих минут всматривалась в свернутую ткань. Записка.
«Я взял на себя смелость внести некоторые улучшения. Испытай его»
Ее горло сжалось, но она вытащила костюм из черной ткани - жесткой и гибкой, как кожа, но без блеска. Под костюмом лежала свернутая пара ботинок. Они были очищены с прошлого раза. Она носила его несколько лет назад, их черная кожа до сих пор оставалась податливой и гибкой, а в специальных углублениях были скрыты кинжалы.
Она взяла тяжелый рукав, чтобы посмотреть на тонкое, острое лезвие, которое скрывалось на предплечье.
Она не носила этот костюм с тех пор… Аэлина посмотрела на пустое место на каминной полке. Еще один способ проверить, насколько она его простила, что забыла и осмелится ли опять работать с ним.
Аробинн заказал этот костюм несколько лет назад, заплатив за него очень большую сумму лучшему ремесленнику Меллисандры, сделавшему его вручную. Он был уверен, что двое его лучших ассасинов должны иметь такие смертоносные костюмы. Он свалил это в кучу к остальным подаркам, которые тогда ей подарил, чтобы она его простила после того, как он избил ее до полусмерти, а потом отправил на обучение в Красную пустыню. И она, и Саэм выдержали эти зверские избиения, но его он заставил заплатить за костюм. Тем самым, увеличив долг, который он должен был вернуть Аробинну.
Она положила костюм обратно в коробку и начала раздеваться, вдыхая аромат дождя, доносящегося из открытого окна.
О, она сможет снова сыграть роль преданного пса. Аэлина уже смирилась с его планом, позволила его создать, только внеся туда несколько поправок. Она была готова убить любого, стать шлюхой или разрушить себя, если это означало, что Эдион будет в безопасности.
Два дня, всего два дня и она снова увидит его, увидит своими глазами то, что он сделал это, пережил это все, пока она была так далеко. Даже если Эдион ее ненавидит и плюнет ей в душу, как это сделал Шаол, все это стоит того.
Она одела костюм, такой гладкий, слишком гладкий для ее кожи. Как банально для Аробинна забыть упомянуть, какие изменения он сделал.
Она осторожно подвигалась в костюме, чтобы избежать работы механизмов. Прощупала все кинжалы и уловки под тканью, потом застегнула пряжки на ботинках.
Когда Аэлина направилась в спальню, то смогла ощутить все укрепления в своих слабых местах. Должно быть, все технические требования были за несколько месяцев отправлены человеком, который знал, какими частями тела она обычно била, ее скорость, манеру движений. Все знания Аробинна о ней, она сейчас ощущала в ткани и стали. Она постояла перед зеркалом в другом конце спальни.
Вторая кожа, возможно, сделанная с менее скандальной и изящной детальностью, дополнениями, карманами, частями брони и художественным оформлением, но не было ни одного сантиметра оставленного воображению. Она низко свистнула. Очень хорошо.
Она снова будет Селеной Сардотин, будет ей, пока эта игра не закончится.
Возможно, она размышляла бы об этом и дальше, но ее прервал стук копыт и колес, остановившихся около склада.
Аэлина сомневалась, что Аробинн объявится так быстро, чтобы позлорадствовать, нет, он будет ждать, пока она не пойдет испытывать костюм.
Ждавший внизу человек потрудился приехать. Она сомневалась, что Шаол будет тратить деньги на экипаж даже в дождь. Держась так, чтобы ее не могли заметить снаружи, она всматривалась в ливень и экипаж. Никого на дождливой улице, никаких признаков того, что кто-то рядом.
Двигаясь к двери, Аэлина, щёлкнув запястьем, выпустила лезвие на левой руке. Это произошло беззвучно, как скрытый выстрел в рукаве. Метал мерцал в тусклом свете.