Кузнец уже ждал ее возле первого поста, показывая на них красными руками со шрамами. На столе перед мускулистым, средних лет мужчиной лежали массивные лезвия — полированная адарланская сталь. Сорель осталась рядом с Маноной, когда она остановилась перед предметами, взяла кинжал и взвесила его в руках.
Легче, - сказала Манона кузнецу, который смотрел на нее своими темными, проницательными глазами. Она взяла еще один кинжал, потом меч, взвешивая их. - Мне нужны оружия легче для шабашей ведьм.
Кузнец слегка прищурил глаза, но поднял меч. Он склонил голову, коснувшись украшенной рукояти, и закачал головой.
Меня не волнует, будет ли это красиво, - сказала Манона. - Есть только один конец, который важен для меня. Уберите украшения и, возможно, вы сможете уменьшить вес.
Он взглянул за ее спину, где находился Ветреный тесак, его рукоять была унылой и не заурядной. Но она видела, как он восхищался лезвием — настоящий шедевр, с которым они встретились на прошлой недели.
Только для вас, смертных, ровный клинок выглядит хорошо, - сказала она. Его глаза вспыхнули, и она задалась вопросом, чтобы он бы сказал, если бы имел язык. Астерина как-то узнала, что у этого человека язык был вырезан одним из здешних генералов, чтобы удержать его от пролива своих секретов. Он не должен уметь ни писать, ни читать. Манона интересовалась, какие еще вещи они провели против него.
Возможно, именно из-за этого она сказала:
У драконов итак будет большой вес во время битвы. Между доспехами, оружием и припасами мы должны найти места, чтобы облегчить нагрузку. Иначе они не будут находиться в воздухе долго.
Кузнец напрягся и уперся руками в бока, внимательно изучая оружие, которое он сделал и поднял руку, чтобы остановить ее, а сам поспешил углубиться в дебри огня, расплавленную руду и наковальни.
Удар и лязг металла о металл был единственным звуком, когда Сорель взяла одно из лезвий для себя и взвесила.
Вы знаете, я поддерживаю любое ваше решение, - сказала она. Каштановые волосы Сорель были откинуты назад, ее загорелое лицо, вероятно, казалось смертным устойчивое и твердое, как никогда. - Но Астерина.
Манона подавила вздох. Тринадцати не смели проявить никакой реакции, когда Манона брала с собой Сорель для этого визита перед охотой. Веста держалась близко к Астерине в гнезде. Из-за солидарности или немого возмущения, Манона не знала. Но Астерина встретила Манону взглядом и серьезно кивнула.
Разве ты не хочешь быть Второй? – спросила Манона.
Это большая честь быть вашей Второй, - проговорила Сорель своим грубым голосом, пробивавшимся сквозь молотки и огонь. - Но это также большая честь для меня быть вашей Третьей. Вы знаете, в один прекрасный день Астерина перейдет границы. Оставьте ее в этом замке, скажи ей, что она не может убивать или калечить, или охотиться, скажите ей, чтобы держалась подальше от мужчин... она обязательно будет на взводе.
Мы все на взводе. - Манона говорила Тринадцати об Элиде и спрашивала, замечали они раньше девушку возле шабаша, и сказала, чтобы ведьмы следили за ней.
Сорель тяжело вздохнула, ее мощные плечи поднялись. Она уронила кинжал.
В Омеге мы знали наше место, и что от нас ожидали. У нас была работа, у нас были цели. До этого мы охотились на крошанок. Здесь мы не более, чем оружие, которое будет использоваться, - она махнула рукой на бесполезные лезвия на столе. – Вот ваша бабушка обеспечила бы строгие правила, чтобы вселить страх. Она превратила бы жизнь герцога в ад.
Ты говоришь, что я плохой лидер, Сорель? - слишком тихий вопрос.
Я говорю, что Тринадцать знают, почему ваша бабушка приказала убить крошанку за этот плащ. - опасных — в таких опасных местах.
Я думаю, что ты иногда забываешь, что моя бабушка может сделать.
Поверьте мне, Манона, мы не забываем, - негромко сказал Сорель, когда появился кузнец с набором лезвий в его мускулистых руках. - И больше, чем любой из нас, Астерина никогда ни на секунду не забывала, на что ваша бабушка способна.
Манона знала, что она может требовать больше ответов — но она также знала, что Сорель была камнем, а камень не сломать. Так она столкнулась с приближающимся кузнецом, когда он положил другие примеры на стол, ее живот туго скрутило.
С голода, сказала она себе. С голода.
Глава 13 Аэлина не знала, стоит ли ей утешаться тем, что, несмотря на изменения уже два года, которые обрушились на ее жизнь, несмотря на ад, из которого она выбралась, Крепость ассассинов не изменилась. Живые изгороди, кованый железный забор вокруг здания были точно такой же высоты, лишь чуть поправели с виртуозной точностью. Искривленные дорожки из гравия за пределами по-прежнему были серые, и подметенный усадебный дом был по-прежнему бледен и элегантен, его полированные дубовые двери сверкали в лучах солнечного света.
Никто на тихой жилой улицы не остановился, чтобы посмотреть на дом, в котором жили одни из самых жестоких убийц в Эрилеи. В течение многих лет Крепость ассассинов оставалась анонимным, ничем не примечательным, одним из многих дворцовых домов в богатом Юго-Западном районе Рафтхола. Прямо под носом Короля Адарлана.
Железные ворота были открыты, и убийцы, переодетые в стражей, были незнакомы ей, когда она шла вниз по дороге. Но они не остановили ее, несмотря на костюм и оружие, которое она носила, несмотря на капюшон, закрывающий ее особенности.
Ночью было бы лучше пробираться через город. Но это был еще один тест, чтобы проверить, сможет ли она это сделать здесь в дневное время, не привлекая лишнего внимания. К счастью, большая часть города была занята подготовкой к празднованию дня рождения принца на следующий день: продавцы уже вышли, продавая все от маленьких пирожных до флагов, несущих адарланского дракона, и голубых лент в соответствии с глазами принца, конечно. Воспоминания о нем скрутили ей живот.
Попасть сюда незамеченной - было мелочью по сравнению с тем, что ждало их завтра.
Эдион... с каждым разом она повторяла его имя все громче. Эдион, Эдион, Эдион.
Но она оттолкнула прочь мысли о нем — о том, что могло быть сделано с ним в этих подземельях — она остановилась на просторном крыльце.
Аэлина не была в этом доме с той ночи, когда все провалилось в ад.
Там, справа от нее, были конюшни, где она сбила Уэсли бессознательно, когда он пытался предупредить ее о ловушке, которая находилась за ней. И там, на уровень выше, с видом на передний сад, выходили три окна ее старой спальни. Они были открыты, в тяжелые бархатные шторы дул прохладный весенний ветерок, как будто ее ждали. Если Аробинн не отдал комнату кому-то другому.
Резные дубовые двери распахнулись настежь, когда она ступила на верхнюю ступеньку, ей открыл дворецкий, которого она до этого никогда не видела, тем не менее, он поклонился и жестом пригласил за ним. Они шли мимо большого мраморного холла, двойные двери в комнату Аробинна были широко открыты.
Она не взглянула на порог, когда прошла за ним, уходя в дом, который был приютом, тюрьмой и адской бездной.
Боги, этот дом. Сводчатые потолки и стеклянные люстры в прихожей, с мраморными полами были начищены так ярко, что она могла видеть свое собственное темное отражение.
Ни души кругом, даже не убогого Терна. Возможно, ему было приказано держаться подальше, пока эта встреча не закончиться — как будто Аробинн не хотел быть подслушанным.
Запах прильнул к ней, теребя ее память. Свежесрезанных цветов и выпечки хлеба, едва замаскированных привкусом металла, или огня - хрустящее чувство насилия во всем.
Каждый шаг все больше возвращал ее в прошлое.
Он был там, сидел за массивным столом, его темно-рыжие волосы, как расплавленная сталь, лились в солнечном свете от пола до потолка, фланируя с одной стороны деревянной панели комнаты. Она скрыла информацию, которую узнала в письме Уэсли и держала свою позу свободной, повседневной.