— Успокойтесь, — сказал он утомленно. — И…
— Какого демона? — послышался голос из кабинета, и Грегор посмотрел на чуть приоткрытую дверь с изумлением. — Джастин, гони всех! Королеву, наследника, канцлера, Архимага! Да хоть самого Баргота, если заглянет на огонек!
— Слышите? — усмехнулся Грегор, поправляя манжеты и в упор глядя на камердинера. — Меня в этом списке нет, так что, полагаю, его величество не будет против.
И, взглядом отодвинув обреченно посторонившегося слугу, вошел в кабинет, а потом плотно закрыл дверь за собой.
— Доброго вечера!
— А-а-ага… — поднял низко опущенную голову Малкольм, и Грегор увидел то, что уже понял по голосу короля. — И правда… кто же еще…
— Вы бы предпочли Баргота, ваше величество? — не удержался Грегор, рассматривая его.
Малкольм был пьян. Чудовищно пьян, учитывая его обычную стойкость к вину. Голубой бархатный камзол, в котором он был на балу, небрежно валялся у ножки стола, уставленного — один-два-три… — тремя кувшинами арлезийского. Закуски на столе почти не наблюдалось, так, пара обглоданных ребрышек, зато лежали какие-то бумаги, уже залитые вином до полной неузнаваемости. Это на Малкольма тоже было совсем не похоже. Швырнуть чернильницей или бутылкой в кого-то — запросто! Но документы он держал в порядке даже без секретарей.
— Сядь, — велел Малкольм, глядя на него мутным, ничего не выражающим взором. — И налей себе. Раз пришел.
— Ваше величество приглашает? — уточнил Грегор, еще не зная, как себя вести. Может, и вправду стоило оставить Малкольма наедине с очередным кувшином? Каждому иногда нужно сбросить оковы этикета… Но какого Баргота здесь творится? С чего? — Боюсь, вы так резво пришпорили лошадей, что мне вас не догнать.
— Сядь, — повторил король, помолчал и добавил: — Не строй из себя шута. Не сейчас.
— Как скажешь, — кивнул Грегор.
Смахнул со свободного кресла какую-то бумагу, брезгливо покосился на стол и взмахнул рукой. Легкий удар силой сгреб размокшие листы и прочий мусор к дальнему краю, а лужа вина бесследно высохла. Малкольм только хмыкнул, поболтал на весу очередным кувшином, убедившись в наличии содержимого, и щедро плеснул в единственный кубок, подвинув его Грегору.
Грегор, мгновение подумав, кубок взял. Разумеется, он бы никогда не пригубил из чужой посуды — из той же самой брезгливости и гордости, но Малкольм был единственным исключением.
— Твое здоровье! — он сделал глоток отличного арлезийского и не поставил кубок обратно, а обхватил его ладонями, держа перед собой и испытующе глядя на короля. — И какова причина для всего… этого?
— А что, нужна причина? — ухмыльнулся Малкольм, и оказалось, что то ли он не так уж пьян, то ли стремительно трезвеет. — Думаешь, мало их?
— Но ты напился сегодня, — уронил Грегор, не желая думать, что его слишком долго не было при дворе, вдруг у старого друга уже вошло в обыкновение коротать вечера с бутылкой? — Что не так?
— Все, — глухо сказал Малкольм, глядя куда-то мимо него так пристально, что, будь он некромантом, Грегор бы решил, что король увидел призрака. — Все не так… Бастельеро, тебе было когда-нибудь стыдно за прошлое? Так стыдно, чтобы… кровь мерзла.
— Нет, — спокойно ответил Грегор. — Я не делаю того, за что придется стыдиться. А того, что делаю, не стыжусь.
— О да-а-а-а… — протянул Малкольм с непонятной злостью. — Я и забыл. Ты же у нас безупречный! Безгрешный, как Семеро Благих, и неприкасаемый, как барготова задница. Это я, дурак… Дай…
Он потянулся через стол, бесцеремонно забрал кубок у Грегора и опрокинул в себя, а потом хлопнул на стол.
— Ненавижу это все, — сообщил тускло и снова отвел взгляд в сторону. — Не-нави-жу. Ты видел ее сегодня? Ведь видел же?
И только сейчас Грегора осенило. Так вот это все… Из-за нее? Из-за смазливой бывшей фрейлинки, отосланной Малкольмом целую вечность назад, еще до войны? Как же ее… Нет, имя он помнил, потому что при дворе все наперебой сравнивали эту дурочку с героиней известной старинной легенды. Но род? Мелкое дворянство из провинции… Впрочем, какая разница, если она давно замужем? Джанет Вальдерон, бывшая Прекрасная Джанет…
— Видел, — сухо подтвердил он. — И что? Тебе напомнить кое о чем, или не стоит?
— Напомнить? — с той же прорывающейся злостью переспросил Малкольм. — Что у нас крепкий торговый договор с Итлией и полная казна — приданое моей жены? Да, это была достойная… цена.
— Что ты женат, и у тебя дети, — еще холоднее сказал Грегор. — Что твоя королева — достойнейшая из женщин, а не какая-то…
— Молчать… — прошипел король, и Грегор осекся.
Если бы Малкольм крикнул… Но этого сиплого шепота, слышанного им всего пару раз в жизни, боялся даже он. И почти не стыдился этого.
— Скажешь про нее дурное слово… — тем же бесцветным хрипловатым голосом предупредил Малкольм. — Не смей, слышишь?
— И не собирался, — независимо пожал плечами Грегор, в свою очередь забирая кубок у короля и наливая вина — после такого стоило выпить. — В конце концов, она замужняя женщина уже… сколько? Лет пятнадцать?
— Шестнадцать, — угрюмо отозвался Малкольм, и уже это само по себе было неслыханно: чтобы он помнил какую-то девицу так долго! — Шестнадцать барготовых лет.
— И у нее трое детей, — безжалостно сказал Грегор, чувствуя себя целителем, вскрывающим нарыв. — И вроде бы мужем она вполне довольна. Хороший был выбор. Твой, между прочим.
— Заткнись, — болезненно морщась, попросил Малкольм и посмотрел на кубок в его руках с тоскливой жадностью. — Сам знаю. А вот ты… ничего ты не знаешь… И про детей…
«А что — дети? — удивился Грегор, снова невозмутимо отпивая вина под взглядом короля. — Обычные дети. Рослые, крепкие… На родителей похожи, девчонки такие же сдобные круглолицые пышечки как мать, а сын весь в отца. Вальдерон, кстати, смахивает на короля, тоже светловолосый здоровяк с истинно дорвенантским лицом — неужели Малькольм и такую мелочь предусмотрел для счастливого брака своей фрейлинки? Да нет, вряд ли, — к чему? Мальчишка, Вальдерон его сегодня представлял, мог бы и вызвать… подозрения. Такой же длинный, как Малкольм в его возрасте, плечистый и с упрямой челюстью… Только вот Джанет вышла замуж за Вальдерона шестнадцать лет назад, и они сразу уехали, а наследников представляют ко двору в четырнадцать. Барготово дерьмо, неужели Малкольм напился из-за того, что бывшая любовница наплодила законных отпрысков, а не его бастардов? Ну не мог он всерьез рассчитывать на ней жениться!»
— У тебя тоже дети, — сказал он насколько сумел мягко. — Прекрасные дети, благословение богов. Криспин — замечательный парень! И Кристиан тоже… Двое сыновей, две дочери — Малкольм, тебе ли гневить Семерых? И Беатрис…
— Ох, молчи про Беатрис, — поморщился Малкольм и все-таки потянулся за кубком, который Грегор безропотно отдал, поскольку вина там почти не было. — Беатрис…
Он допил остаток, посмотрел на пустой кувшин, потом на дверь, за которой наверняка дежурит верный Джастин.
— Она великолепная королева, — торопливо сказал Грегор, хотя у него самого уже начало подниматься глухое раздражение.
Как можно быть подобным болваном и не ценить то, что имеешь? Быть мужем прекраснейшей женщины своего времени — и вздыхать о провинциальной простушке и дурочке? Счастье еще, что у Джанет Вальдерон хватает ума не заигрывать с бывшим любовником — сегодня на балу она явно старалась держаться как можно скромнее и вообще подальше от Малкольма. Определенно — ее счастье.
— О да, изумительная, — с редкой для него саркастичностью согласился Малкольм, снова доказывая, что не так уж пьян. — Образец королевы, можно сказать. И мать — тоже прекрасная. А если ты спросишь, чего мне еще нужно, я тебе — Барготом клянусь — дам по морде. Или хоть попытаюсь, — достойно оценил он свои нынешние возможности по сравнению с трезвым Грегором. — Дрянь… Какая же я дрянь, Бастельеро…
Опьянение его дошло до той ступени, когда начинаешь жалеть себя, и в самом деле кажется, что весь мир несправедлив. Малкольм поставил локти на стол, уронил голову на сплетенные пальцы и глухо проговорил, не заботясь, слышит ли его собеседник, но Грегор на слух никогда не жаловался: