Удар колокола раскатился по залу так громко, что Лучано поморщился. И тут же нехотя улыбнулся ‑ синьор Собака отлично развлек почтенную публику своим роскошным появлением. Даже самые сдержанные синьоры, надутые от сознания собственной важности, расплылись в улыбках и смешках. Он посторонился, давая псу место, чтобы сесть, и встрепенулся, немного подавшись к проходу.
Айлин!
Рядом изумленно выдохнул Альс. И Лучано его еще как понимал. Их синьорина плыла по проходу между гостями нежнейшей белой лилией, раскрывшейся венчиком вниз, а ее лицо… Никакие драгоценности, сверкающие на шее и в волосах, не могли скрыть бледности Айлин. Что проку в изумительных серьгах, если глаза, цвет которых они должны подчеркивать, не горят любовью и счастьем?! И все‑таки синьорина была дивно хороша.
‑ Это Айлин? ‑ пробормотал Аластор. ‑ Точно она? Как?.. Она же… совсем не такая…
Лучано покосился на него ‑ и едва не рассмеялся сквозь подступившую к самому горлу горечь. Альс, похоже, никогда не видел свою подругу в облике благородной девицы?!
Раньше, насколько он понял, они встречались украдкой, и Айлин была еще ребенком, а потом носила при Альсе либо мужскую дорожную одежду, либо мантию адептки. А в тот единственный раз, когда она предстала перед ними в озере вообще без одежды, этот благороднейший из благородных синьоров сам не воспользовался случаем. Неудивительно, что он теперь смотрит на синьорину как на прекрасную незнакомку ‑ с таким восторгом, что на лицо Беатрис набежала тень.
А прекрасная белая лилия, увенчанная короной медно‑рыжих волос, пронизанных золотом солнечного света, приближалась, и Альс тихо произнес, будто завороженный:
‑ Она похожа на Весну…
«О да, – с безмолвным отчаянием согласился Лучано. ‑ Именно на Весну, ты прав, друг мой. Только не ту, что стоит на площади Вероккьи, счастливую, радостную и свободную. В этой Весне нет тепла, разве ты не видишь? Солнце, что льется сверху, ее не согревает и не отражается в ней, как раньше, когда Айлин сияла ему навстречу собственным светом. Теперь это ваша северная Весна, бело‑голубая, знобкая. Глубоко спрятанная подо льдом, что покрыл ее сверкающим панцирем. Интересно, в Дорвенанте знают сказку о принцессе, уснувшей мертвым сном и скрытой в хрустальном гробу?.. Всеблагая, как же Айлин восхитительна в этом платье, будто сотканном из инея! И как от этого страшно…»
Вокруг слышались восхищенные перешептывания, Альс во все глаза разглядывал невесту, даже рот чуть приоткрыл, и Лучано ничуть не удивился, когда едва расслышал тихое шипенье:
‑ Значит, простушка, да, мас‑с‑стер?.. Свежий полевой цветочек, не больше?..
Прежде чем ответить, Лучано сглотнул вдруг ставшую вязкой слюну и тихо отозвался, не отводя взгляда от Айлин:
‑ Разве бывают некрасивые невесты, ваше величество? И какую девушку не сделают красавицей такие драгоценности?
Беатрис ничего не ответила, но спустя несколько мгновений, когда Альс отвел взгляд от синьорины и посмотрел на жену, ее гадючье величество улыбалась беззаботно и снисходительно, а потом уронила:
‑ Какая милая девочка! Лорду Бастельеро чрезвычайно повезло, не так ли, мой дорогой супруг? Надеюсь, она станет часто бывать при дворе.
‑ Не уверен, – с явным сожалением отозвался Альс, влетая в ловушку с размаху, так что Лучано мысленно простонал: «Идиотто!» ‑ Леди Айлин никогда не выражала желания становиться придворной дамой. К тому же ей нужно закончить обучение.
‑ Ах да, обучение… ‑ протянула королева, и Лучано выдохнул.
По крайней мере, Альс отказался от мысли непременно и немедленно сделать подругу придворной дамой!
А возле алтаря уже шло венчание, и когда две свечи перед статуями Всеблагой и Претемной вспыхнули с опозданием, по храму снова прокатился шепоток, на этот раз тихий и осторожный.
Лучано с трудом отвел взгляд от спин новобрачных и покосился вправо, куда прошла синьора Арментрот. Черное вдовье платье… а рядом ‑ белая мантия! Он мысленно застонал от нового приступа тоски, безжалостно сжимающей сердце. Грандсиньор Дункан пришел на эту свадьбу! Ну зачем? Зачем так рвать душу себе и ей?! Неужели надеялся, что в последний миг прямо у алтаря она скажет: «Нет?» Ох, вряд ли. Для этого он должен слишком хорошо знать свою несбывшуюся любовь. Тогда почему?
Вот в чем Лучано был свято уверен, так это в том, что на условности этикета разумнику плевать, и от приглашения своего начальника‑Архимага он бы легко увернулся. Значит… значит, он здесь ради синьорины. То ли все‑таки на что‑то надеется, то ли, напротив, хочет вырезать эту любовь из сердца с полной безжалостностью, а в этом деле нет скальпеля лучше, чем увидеть, как твои надежды летят к Барготу с каждой вспыхнувшей на алтаре свечой.
«Как же больно за обоих, – подумал он с глухим отчаянием. ‑ Только идиотто вроде меня мог влюбиться так безнадежно, бессмысленно и непристойно глупо! Разделить душу натрое между чужой женой, что будет наверняка несчастлива в браке, но верна супругу, и двумя мужчинами, которые никогда не ответят мне даже мимолетной страстью. Какой же я идиотто… Только бы они не узнали… Всеблагая, да будь они счастливы сами по себе, без меня, я бы смирился с тем, что им не нужен! Но как смотреть на это и не мучиться вместе с ними?»
Горечь наконец‑то переполнила его полностью и прорвалась вымученным смешком, который Лучано постарался скрыть. И вправду идиотто! Ему, может, жить осталось всего ничего, а он продолжает думать о всяких глупостях! Нужно, наконец, отправить мастеру Ларци донесение, нужно выполнить обещание и создать Альсу маленькую тайную службу в дополнение ктой, которой управляет грандсиньор канцлер. Нужно… да мало ли работы?! Вот и прекращай маяться самоубийственной дурью, Фортунато. Работай, мастер Шип!
Он глубоко вдохнул и выбросил из головы все, кроме самых необходимых вещей: кто и как смотрит на Альса и что при этом говорит. Многочисленные шепотки, обрывки бесед и обмолвки ‑ все это послушно снова приблизилось, подчиняясь тренированному слуху Шипа. Но тут жрец провозгласил последние слова венчального обряда, и жених с невестой уже вместе пошли из храма, а за ними потянулись гости, почтительно пропустив первой королевскую чету.
Лучано же немного задержался, пристроившись в хвост процессии и провожая взглядом Дункана, который взял под руку тетушку Айлин. Блондинка в черном и жгучий брюнет в белом, они составили изумительную пару, почти как ранее грандсиньор Дункан с юным грандсиньором Даррой, только теперь это были не наставник с учеником, а просто удивительно красивые мужчина и женщина.
Выведя свою спутницу из храма, разумник посадил ее в карету без герба на дверцах, и туда же села синьорина Иоланда. Для мужчин в карете места уже не осталось, и Дункан приготовился вскочить в седло своего роскошного черного жеребца, но тут к нему подошел месьор д’Альбрэ, причем с таким странным выражением лица, что Лучано весь превратился в сплошные уши, делая вид, что поправляет упряжь Донны.
‑ Дорогой друг, ‑ услышал он голос фраганца, непривычно взволнованный и как будто просительный. ‑ Ради Благих, не сочтите, что я непозволительно дерзок… Прошу, представьте меня вашей даме! О, поверьте, я всего лишь хотел бы выказать ей свое почтение…
‑ Госпожа Арментрот не моя дама, Жозеф, ‑ откликнулся грансиньор Дункан, и Лучано явственно расслышал в его словах теплую грустную нежность. ‑ Она ‑ мой давний бесценный друг. Разумеется, я представлю вас, но прошу ‑ будьте осторожны. Не прошло и месяца, как Элоиза потеряла мужа, которого искренне любила.
‑ О… ‑ вздохнул месьор восхищенно и разочарованно разом. ‑ Несомненно, этой достойной даме нужно время, чтобы оплакать супруга! Но если вас не связывают… иные узы, помимо дружеских, значит, вы не будете против, если после глубокого траура…
‑ Итлийская поэзия, – прервал его разумник, еще больше понизив голос. ‑ Аромат розового жасмина. Фраганское белое вино. И острая беседа.
‑ О! ‑ Месьор д’Альбрэ словно захлебнулся вдохом, и нельзя сказать, чтобы Лучано его не понимал! ‑ Как я могу отблагодарить вас, дорогой друг?
‑ Сделайте Элоизу счастливой, – улыбнулся грандсиньор Дункан, однако вышло это по‑прежнему невесело.