‑ Так… Но я уже пообещал место придворного живописца вашему другу… ‑ с трудом расслышал Лучано растерянный голос Аластора. ‑ Что же мне теперь делать‑то?
‑ Полагаю, отдать его Галлахеру, ваше величество, ‑ отозвался смешной круглолицый мальчишка‑художник, забавно задирая упрямый подбородок. И добавил среди негромкого почтительного шума: ‑ Честное слово, ваше величество, парадные портреты у него получаются куда лучше, чем у меня, сами видите!
А потом улыбнулся так смущенно и с такой тайной гордостью, что Лучано понял: идиотто здесь он сам, а не эти двое. И что так, наверное, ведут себя настоящие друзья. Те самые, которых у него никогда не было, пока не появились сумасшедшие бастардо и магесса.
‑ Значит, так и решим, ‑ уверенно кивнул Аластор. ‑ Жалую Оуэну Галлахеру должность придворного художника. А вам… вы тоже Оуэн? А Оуэну Кэдогану ‑ должность личного королевского художника!
Вокруг зашумели, превознося мудрость его величества, королева благосклонно улыбалась, а Лучано вздохнул. Вот после такого побратимы иной раз превращались в смертельных врагов, ненавидя соперника за королевскую милость и славу лучшего. Но… вдруг в этой безумной стране получится наоборот?! И два Оуэна останутся друзьями?
Он покосился на Айлин и увидел, что она тихо и нежно улыбается, глядя на обе картины, а в уголках глаз блестят слезы, словно растаявшие льдинки.
‑ Ваши величества, милорды и миледи! ‑ церемонно провозгласил грандсиньор Бастельеро, беря Айлин под руку. ‑ Прошу к столу, а потом нас ждет бал!
Яркая масса людей, шелестящая нарядными платьями и камзолами, сверкающая драгоценностями и благоухающая духами так, что у Лучано давно отшибло обоняние, чему он даже обрадовался, сдвинулась с места и поплыла в обеденный зал. Следуя за остальными, он расслышал, как грандсиньор Дарра негромко уронил:
‑ Чудесная работа, милорды. Но я надеюсь…
‑ Конечно, – заверил его один из юных маэстро. ‑ Не сомневайтесь, Аранвен, ваша копия будет скоро готова и ничуть не хуже!
‑ Через пару недель, ‑ добавил второй. ‑ Хотите, я сделаю картину немного скромнее? Ну… вы же понимаете…
‑ Нет, ‑ уронил сын канцлера так же бесстрастно. ‑ Не нужно ничего менять, Кэдоган, я хочу точную копию именно этого полотна. На память.
…Обеденный зал палаццо оказался совсем иным, чем тот, в котором проходил свадебный пир Альса. Здесь по стенам тоже было развешано оружие, но не топоры с мечами, а рапиры тонкой работы. Лучано оценил панели из мореного дуба, не лакированного, а полированного до безупречной бархатистости и кое‑где покрытого резьбой. В простенках узких высоких окон висели недурные пейзажи и несколько портретов очень старой работы: с потемневших от времени холстов смотрели надменные синьоры, чернокудрые, синеглазые и бледные, одетые по давно забытой моде. Изящные пальцы их красивых рук были унизаны драгоценными кольцами, в ушах дам сверкали рубины, сапфиры и жемчуг, на узких губах ‑ ни тени улыбки.
‑ Милорд Бастельеро? ‑ услышал он уже знакомый голос. ‑ Простите, что осмеливаюсь потревожить… Я видел пейзаж вашей работы в доме моего кузена. Ивы над рекой ‑ чудесная работа!
Лучано покосился в ту сторону и обнаружил, что новый придворный художник сияющими глазами смотрит на пожилого синьора, в котором так же явно видна кровь Бастельеро, как в любом из кавалеров на портретах. Те же фамильные глаза и черты лица… Только этот синьор гораздо выше грандсиньора некроманта и крупнее. Пожалуй, телосложением он напоминал почтенного батюшку Альса, такие же широкие плечи, благородная осанка и приятная здоровая плотность.
‑ Весьма польщен, – улыбнулся немолодой синьор, черноволосый, как все Бастельеро, но с серебристой проседью в крупных кудрях. ‑ И очень рад, что на небе дорвенантской живописи загорелись две такие яркие звезды.
‑ Благодарю, милорд! ‑ вспыхнул маэстрино, почтительно склонив голову. ‑ Но в изображении натуры мне до вас далеко. Как у вас получается так передавать воздух?
‑ О, все дело в перспективе! ‑ благодушно отозвался синьор и повел молодого некроманта к столу, по пути рассказывая ему что‑то о тонкостях ремесла.
‑ Милорд Кастельмаро? ‑ обратился Лучано к оказавшемуся поблизости боевику. ‑ А этот благородный синьор… он тоже Бастельеро?
Гуардо присмотрелся к обоим художникам и удивленно хмыкнул:
‑ Ну надо же, лорд Аларик покинул свое затворничество. Впрочем, свадьба единственного сына ‑ достойный повод. Да, это отец лорда Грегора.
‑ Его отец жив? ‑ удивился Лучано. ‑ Но я думал, что грандсиньор ‑ глава рода.
‑ Так и есть, – кивнул Кастельмаро. ‑ Старый Стефан, дед Грегора, за что‑то разгневался на сына и передал титул главы рода внуку, в котором души не чаял. А сыну повелел жить в поместье. Впрочем, говорят, что Аларик не слишком был против. Он очень тяжело перенес смерть жены ‑ она погибла из‑за случайного выброса магии в лаборатории Бастельеро. Остался вдовцом, заперся в поместье по воле отца и полностью посвятил себя хозяйственным делам и живописи. Иногда присылает старым друзьям картины. Говорят, очень приличные, но я не знаток. Не понимаю Стефана… Впрочем, чужие семейные дела темнее глубокого омута. Грегор про отца ни слова никогда не говорил, а вот на деда молился почти как на Претемную Госпожу. Надеюсь, теперь Бастельеро хоть немного разрастутся, а то от всего рода остались только Аларик с Грегором да младшая ветвь ‑ Люциус Бастельеро, кузен Грегора. Во‑он он, видите! ‑ указал гуардо на высокого синьора, который как раз подходил к новобрачным слегка прихрамывающей походкой. И доверительно пояснил, понизив голос: ‑ Мерзавец редкостный. Никогда с ним не играйте, Фарелл, у него в колоде пять тузов и все козырные.
‑ Благодарю за предупреждение, грандсиньор, – улыбнулся Лучано, наблюдая, как упомянутый кузен целует руку Айлин и отходит.
Ему показалось, что любезная улыбка младшего синьора Бастельеро на мгновение превратилась в злую гримасу, но тут же снова обернулась учтивой маской.
‑ Теперь у Грегора есть все шансы продолжить род, ‑ заметил Кастельмаро. ‑ А у Люциуса рухнули надежды поживиться после смерти кузена. Маги, конечно, живут подольше профанов, но свое состояние он давно просадил, теперь проедает содержание от рода и приданое жены, а у него сын и две дочери, которых нужно выдать замуж. Люциус наверняка рассчитывал, что кузен так и останется бездетным холостяком… Простите, Фарелл, я вас покину!
Он отошел, махнув кому‑то в толпе рукой, а Лучано хорошо запомнил красивое лицо синьора Люциуса. Бедность, алчность и надежда на смерть богатого родственника ‑ плохое сочетание. Особенно, если этот родственник взял ‑ и женился! Если синьор Люциус решит отправить в Претемные Сады кузена ‑ это дело благое! Лучано ему бы с радостью в этом поспособствовал.
Конечно, когда избавится от проклятия! Но зачастую, если за дело берется дилетанто, страдают люди вокруг заказа. А рядом с Бастельеро теперь Айлин.
Лучано отвел от нее взгляд, и ему снова стало больно, словно кто‑то всадил в него нож и провернул в ране. На синьорину смотрел грандсиньор Дункан. Держа под руку синьору Элоизу, он немного склонился к ней, что‑то говоря, но глядел при этом только на Айлин, и столько в этом взгляде было бессильной ярости, нежности и тоски, что Лучано захлебнулся чужими чувствами, как в тот день, когда магистр пустил его в свой разум.
Айлин, словно почувствовав этот взгляд, обернулась и ответила магистру своим, быстрым и таким же горько‑тоскливым, а потом поспешно отвела глаза.
«Безумцы! ‑ выдохнул про себя Лучано. ‑ Как они смогут жить в одном городе и никогда себя не выдать?! Слава Всеблагой, что счастливый влюбленный муж, словно токующий тетерев, ничего не замечает, но если это увидит кто‑то еще, если расскажет Бастельеро, если… Безумцы! Нельзя вечно скрывать кипящий металл запретной страсти, рано или поздно он прожжет мрамор любого самообладания».
***
Ладонь Айлин пойманной птицей замерла в его руке, и Грегор сжал ее чуть сильнее, одинаково боясь и выпустить, и сжать слишком сильно. Как же прекрасна его невеста! Нет, теперь уже его жена! Какое нежное слово… Его драгоценная леди и любовь!