– Довольно разговоров. Лорелее нужно попрактиковаться в своем искусстве, пока солнце не зашло. Лео, хватай мешки, тащи наверх. Потом верный человек их заберет и раздаст пищу нуждающимся.
Лео нахмурился.
– Почему мешки всегда таскаю именно я?
– Потому, что я хороша только в колдовстве, а ты – во всех остальных делах. – Лорелея хитро улыбнулась.
– Добрая сестра так не сказала бы, – вздохнул Лео, взваливая на спину мешок.
В углу амбара лежал тряпичный узел. Габриль поднял его, развязал. В узле оказались веревка, трутница и огромный, величиной в половину ладони, изумруд.
С бьющимся сердцем Лорелея опустилась на колени, стала снимать перчатки. Ладони вспотели от волнения, перчатки поддавались туго.
Она давно поняла: грабить фургоны и заручаться поддержкой крестьян отнюдь не достаточно. Как и устраивать нападения на дорогах; как и продвигаться всё дальше на юг, всё ближе к Кёнигштадту, столице Рэйвенспира. Эти действия, может, и укрепляют ее собственные позиции, одновременно ослабляя Иринины, – но эффект от них чисто номинальный.
Чтобы справиться с самой могущественной мардушкой, вышедшей из Морканта за последние сто лет, необходим тщательно продуманный план. Девять лет назад Лорелея пыталась противостоять королеве – и заплатила за это жизнью отца. Всё потому, что ее детский разум не мог предвидеть всех вариантов.
Второй раз Лорелея эту ошибку не допустит.
– Эти вещи я выменял у беженца из Элдры. Ни одна из них не касалась рэйвенспирской земли, – пояснил Габриль.
Лорелея сказала «спасибо» и возблагодарила Небеса за то, что ее голос не дрогнул на этом слове.
– Значит, этих вещей не коснулись чары Ирины, изгадившие нашу землю. Значит, если я притронусь к этим вещам, Ирина не сможет установить через прикосновение связь со мной и не поймет, что я жива.
– И не узнает, где мы находимся, – подхватил Лео, стоявший на шаткой лестнице. – Это тоже очень важно.
– Да, я помню, – откликнулась Лорелея.
Она не забывала об этом ни на миг. Прикосновение Лорелеи к предмету, пропитанному чарами Ирины, позволяло последней вычислить пасынка и падчерицу. А если учесть, что для удержания власти Ирина распространила свои чары буквально на все и вся, то любой предмет мог выдать беглецов. Поэтому разум Лорелеи не знал покоя, а душа не переставала трепетать от страха.
Лорелее оставалось одно – практиковаться в колдовстве всякий раз, когда Габриль добывал вещи, не тронутые тлетворными чарами Ирины. А были эти предметы большой редкостью. В королевстве, где Ирина, подобно пауку, своими чарами высасывала жизнь из самой земли, гноила на корню посевы и умерщвляла скот, любая мелочь могла стоить жизни Лорелее и ее брату.
– Если устала, так никто тебя не неволит, – произнес Габриль, видя замешательство принцессы. – Завтра попрактикуешься.
– Нет, сейчас.
Голос Лорелеи чуть дрогнул.
– Ты знаешь, как это делается, – продолжал Габриль. – Примени наиболее подходящее заклинание. Пусть твоя мощь сделает дело за тебя. Ты сильна. Ты способна подчинить себе сердце всякого живого существа; ты видишь суть вещей. Не нужно страшиться своей натуры, Лорелея. Быть мардушкой – не хорошо и не плохо. Не ты выбирала такую судьбу. Важно другое – для каких целей ты используешь магическую силу.
Габриль считал, что Лорелея боится собственных способностей – ведь в Рэйвенспире, кроме нее и королевы Ирины, никто не занимается колдовством. И пускай себе так считает, рассуждала Лорелея. В Рэйвенспире магические способности не передаются по наследству, как в Морканте, откуда была родом мать Лорелеи; в Рэйвенспире принято страшиться колдунов. И если какая-нибудь мардушка решится покинуть родные края и откочевать к югу, ей обеспечены проклятия и гонения всех слоев населения.
Пусть лучше Габриль пребывает в уверенности, что Лорелее жутко от собственной волшебной силы, не то догадается еще, что Лорелея до сих пор помнит и тепло Ирининой руки, и слова заклинания, которое должно было разрушить Иринины чары. Что до сих пор слышит вопли и чует запах крови Ирининых жертв, умирающих под обломками королевского замка. И что ее ладонь до сих пор хранит жар ладошки Лео, а в ушах звучит напутствие обреченного отца. Если Лорелея не превзойдет Ирину силой, Лео ей не защитить. И не спасти свое королевство.
Тогда она обречена вместе со всем и всеми.
Лорелея поспешно взяла с одеяла изумруд. Светясь в сумерках, драгоценный камень тяжело лежал в ее ладони. Лорелея до боли стиснула зубы, колдовская мощь поднялась по артериям прямо к сердцу, а потом устремилась в пальцы. И сердце изумруда отозвалось, открылось принцессиной воле.