«Никто не даст тебе, Лорелея, того, на что ты положила глаз. Брать всегда приходится самой. У тебя есть сила. Используй же ее».
Так когда-то учила Ирина. Вспомнив ее наставление, Лорелея плотнее натянула перчатки.
Женщина глядела на трупы своих детей. Голос ее был глух и вырывался из тощей груди со свистом.
– В доме ни крошки не осталось. Муж месяц назад преставился. Сам себя голодом заморил, для детей последнее берёг.
Внезапно она рухнула на колени.
– Как мучился, как мучился, кормилец наш! Не хотела я, чтоб и они так померли. Лучше уж сразу…
Она принялась гладить белокурые волосы младшей девочки. Рыдания сотрясли ее, она скорчилась над мертвым телом.
– Прости, кровиночка моя! Мочи не было глядеть, как ты маешься! Прости…
Эти слова несчастная мать повторяла снова и снова. Лео, бледный, потрясенный, топтался поодаль. Габриль обнял его, не сводя глаз с женщины.
– Чем тебе помочь? – спросил он.
Женщина не слышала. На коленях она подползла к трем старшим детям. Она целовала их, приглаживала им волосы и повторяла «простите, простите».
Когда черед дошел до самой старшей девочки, Лорелея тоже преклонила колени. Пряча руки в окровавленных перчатках за спиной, она тихо произнесла:
– Чем тебе помочь, несчастная?
Женщина вздрогнула. Казалось, она совсем забыла, что у ее трагедии есть свидетели.
– В Рэйвенспире людям вроде нас помощи не дождаться.
Лорелея хотела возразить, хотела утешить осиротевшую мать, но не находила слов.
Сколько ее подданных сегодня столкнулись с выбором – смотреть, как умирают от голода дети, или убить их быстро и безболезненно? Сколько столкнулись с таким выбором вчера? А что будет завтра? Похищенная провизия из дюжины мешков не накормит всех голодающих, как не остановит кровотечение носовой платок, если перерезана артерия и необходим жгут.
С диким, душераздирающим воплем женщина вонзила нож себе в сердце. Лезвие сверкнуло и обагрилось кровью. Спасать несчастную было поздно – да и надо ли? Захрипев, она повалилась на тело старшей дочери. Лорелея попробовала вытащить нож из груди умирающей. Рана была глубока, кровь хлынула рекой. Вскоре боль и скорбь на лице несчастной матери сменились выражением блаженства.
Принцессу затошнило от сладковатого металлического запаха – запаха крови. В глазах закипали слезы. Лорелея, как могла, отерла перчатки о траву, закрыла женщине глаза и помолилась о том, чтобы она обрела покой, которого лишена была в Рэйвенспире.
Глаза мертвым детям закрывали Лео и Габриль. Лорелея больше не сдерживала слез. Она вновь опустилась на колени перед младшей девочкой, прижала ладони к оскверненной земле. Рядом с ней преклонил колени Лео, обнял сестру. Габриль стоял позади них, держа руки на плечах принца и принцессы.
– Мы делаем слишком мало, – выдохнула Лорелея. – Мы должны помочь нашим подданным. Нельзя ждать еще полтора года, иначе некем будет править, даже если я и отвоюю трон. Требуются решительные действия. Немедленно. Людям нужна пища. А главное – надежда. Мы должны сделать нечто существенное. Пусть наше деяние войдет в легенды, ибо будет их достойно. Хватит распускать невнятные слухи о возвращении принцессы и принца. Надо вдохновить людей. Пусть каждый отчаявшийся, каждый, потерявший близких, воспрянет духом и пересилит свою боль…
– Ты права, – прошептал Лео. – Можешь на меня рассчитывать.
– И на меня! – Пальцы Габриля сильнее впились в плечи королевских детей.
– У тебя уже есть план, сестра?
Мысль о том, что встреча с Ириной состоится куда скорее, чем рассчитывала Лорелея, камнем лежала у нее на сердце. Принцесса отвела взор от бездыханной белокурой малышки, огляделась. Гниль, пыль, мерзость запустения. Лишь на востоке свежо зеленели соснами горы, в недрах которых таились сокровища.
– Да, есть. Мы ограбим гарнизон королевы.
Глава 3
Кэльванишмир Аршньевнек, второй сын короля Элдры, только что отчисленный из Государственной военной академии (за шалость, которая, несомненно, войдет в анналы истории этой самой Академии как первая и единственная, совершенная кадетом-старшекурсником), под бравадой скрывал страх перед родительским гневом.
– Еще мьяду! – крикнул принц.
Его зычный голос заглушил шум веселой дружеской попойки, что началась волею принца час назад в одном из дворцовых подземелий.
Слуги бросились исполнять волю принца. Подземелье служило хранилищем, вдоль стен стояли рядами бочонки, ожидая своей очереди наполнить кружки приятелей его высочества. В шумную компанию каким-то образом затесалась четырнадцатилетняя принцесса. Заметив сестренку, Кэльванишмир Аршньевнек прищурился. Родители придут в ярость, узнав, что он снова (уже в третий раз!) отчислен из Академии. Впрочем, первое свое отчисление принц даже в расчет не принимал – так давно это произошло, и таким смехотворным был его тогдашний проступок. Не порадует родителей и решение сына отметить отчисление шумной пирушкой с пряным хмельным мьядом из королевских погребов. Если же к списку проступков добавится спаивание младшей сестры, принц, пожалуй, будет отправлен на передовую прежде, чем успеет пролепетать «прости, отец». А война с ограми, как известно, далеко не пикник.