Люцивар глубоко вздохнул и произнес:
— Готовы?
Его позабавило, но не удивило, что Фалонар, окинув взглядом собравшихся, ответил так, словно уже принес присягу и стал его подчиненным:
— Мы готовы.
Деймон Сади положил ногу на ногу, сцепил пальцы рук и коснулся подбородка длинными ногтями, выкрашенными в черный цвет.
— А как насчет Королев, правящих другими Краями? — спросил он своим глубоким, хорошо поставленным голосом.
Лорд Джорвал утомленно улыбнулся:
— Как я уже объяснял вам, Князь Сади, Королевы за пределами Малого Террилля не слишком жаждут принимать при своих дворах служение их терриллианских Братьев и Сестер и даже иммигрантов, которым удается получить контакт, принимают не слишком тепло.
— Вы наводили справки? — Золотистые глаза Деймона мягко вспыхнули.
Незнакомец или человек, знающий его поверхностно, могли бы счесть, что он выглядит усталым или охвачен скукой. Однако этот сонный взгляд перепугал бы до полусмерти любого, кто имел бы несчастье составить себе четкое представление о Садисте.
— Разумеется, наводил, — резко отозвался лорд Джорвал. — Королевы ничего не ответили.
Деймон взглянул на четыре листка, разложенные на столе перед ним. За последние два дня он встречался в этой комнате с Джорвалом уже шесть раз. На каждой из этих бумажек значилось имя четырех Королев, которые были заинтересованы в его услужении и предложили ему место при своих дворах в первый же день. Они были единственными, кто пожелал видеть его у себя.
Джорвал скрестил руки на груди и вздохнул:
— Вы должны понять. Верховный Князь считается весьма опасным приобретением, даже если носит светлый Камень и служит у Королевы, принадлежащей к его собственному народу. Однако человек с вашей силой и репутацией… — Лорд пожал плечами. — Я понимаю, что вы ожидали несколько иного. Тьма знает: слишком многие приходят сюда с идеализированными представлениями о жизни в Кэйлеере. Но я могу заверить вас, Князь, что четыре Королевы, пожелавшие принять вас в услужение на пять лет, невзирая на трудности, которые сопряжены с этим, — это редкая возможность, которую не следует упускать.
На лице Деймона не отразилось ни малейших эмоций, он ничем не продемонстрировал, что понял завуалированное предупреждение, скрытое, правда, весьма неумело — с тем же успехом можно было ударить его. Нет, разумеется, он не мог с легкостью отбросить эти жалкие крохи, если хотел задержаться в Кэйлеере. Однако Деймон не был уверен, что сможет достаточно долго терпеть одну из этих женщин, чтобы у него хватило времени сделать то, ради чего он сюда явился. И не мог не поинтересоваться про себя, насколько щедрый дар Джорвал получит от той Королевы, в руки которой в итоге попадет Садист.
Внезапно на него навалилась чудовищная усталость: сказывались нехватка сна, необходимость сделать выбор, которому противилось все его существо, нервное напряжение, вызванное запланированными действиями, — и вопросы, которые невольно порождали сплетни, услышанные на этой ярмарке услужения и тщательно проанализированные Деймоном на досуге.
— Я обдумаю эти запросы и сообщу вам о своем решении, — произнес Садист, направившись к двери с грацией и быстротой, которые невольно вызывали в памяти образ очень опасной пантеры.
— Князь Сади! — резко окликнул его лорд Джорвал.
Деймон замер на пороге и неохотно обернулся.
— Последний звон колокола, сообщающий о закрытии ярмарки, прозвучит меньше чем через полчаса. Если к этому моменту вы не придете ни к какому решению, то у вас не останется выбора. Вы будете вынуждены либо принять поступившие предложения, либо покинуть Кэйлеер.
— Я осведомлен об этом правиле, лорд Джорвал, — с опасной мягкостью отозвался Деймон.
Он вышел из здания, засунул руки в карманы брюк и побрел куда глаза глядят.
Деймон презирал лорда Джорвала. Было в ментальном запахе этого человека нечто неприятное, похожее на порчу. И за темными невыразительными глазами скрывалось слишком много грязных тайн. С того самого мгновения, как Деймон впервые встретился с лордом Джорвалом, он непрестанно боролся с всепоглощающим желанием подняться к грани, за которой убийство совершается без раздумий, и упрятать мерзкого, слабосильного Предводителя в глубокую, уютную могилку.