— А Оля у вас в семье компромиссов не ищет.
— Не ищет. Мы действительно похожи, но она посмелее. Видит, что со мной прокатило, думает, что сделает все так же, но минуя университет.
— У нее может получиться, — заметила Лина.
Глеб прищурился.
— Делаешь выводы по разговору с ней? Или по раскладу?
— Считай, что это одно и то же.
— И то верно.
Он сложил на столе скрещенные руки и опустил на них подбородок, задумчиво сдвинув брови.
— Все мы хотим что-то родителям доказать. И приходится потом разгребать последствия этих попыток заслужить одобрение. Справишься с одним — придет что-то другое. Придут другие люди. Бесконечная борьба с тем, с чем бороться бессмысленно и нелепо, но остановиться и признать это не всегда получается. А в конце концов неизбежно начинаешь бороться и с самим собой. Надеюсь, Оле с этим больше повезет.
Лина вспомнила Диму и нахмурилась.
Она не могла поставить себя на его или Глеба место, потому что ее картине мира мама ничего не требовала и была хорошей, а папа… папа просто был когда-то. Однако ей казалось, что она прекрасно понимает, о чем речь.
От Глеба не ускользнула перемена в ее лице. Следующий вопрос был ожидаемым.
— У тебя не было проблем с родителями? То, чем ты занимаешься — потенциально сомнительная вещь для большинства людей.
Лина взглянула в глаза Глеба.
— Мама принимает то, что я делаю, даже с большей охотой, нежели я.
Точка в конце предложения была достаточно почти осязаемой, но Лина не винила Глеба за то, что в их непрерывном диалоге он открыл рот, чтобы задать логичный вопрос, а догадка догнала его только на середине фразы.
— А что… — он осекся и закрыл рот.
— Он был пьяницей и не дожил до тех лет, когда меня можно было начать осуждать, — сухо ответила Лина.
Глеб молчал, но молчание это не было неловким. Оно давало возможность либо выговориться, либо переключиться. Лина выбрала бы второе, но продолжение с языка слетело слишком быстро и легко.
— Но он бы осудил меня за другие вещи.
По крайней мере, она предполагала именно это. У нее ведь так и не вышло узнать, как бы он отреагировал тогда на воровство. Трезвого отца она помнила уже с трудом, а пьяный сделал бы что-то ужасное. По телу прошла дрожь от фантомной затрещины.
Глеб выпрямил спину и с беспокойством оглядел Лину.
Прозвучало, видимо, не очень.
— Ты не подумай ничего такого, — легкомысленно бросила она. — Это фигня на самом-то деле. Мелочь… Мне не мешает жить. Просто отец бы не одобрил.
Да и мама бы тоже. Какое счастье, что она не знает!
— Тогда… наверное, не стоит размышлять о вещах, которые, по-твоему, не одобрил бы тот, кто уже никак не подтвердит твои догадки, не думаешь? — неуверенно произнес Глеб. — Особенно если это не мешает тебе жить. Я делаю много чего, что не одобряют родители, но эти вещи делают меня счастливым, так что…
— Я выразилась неправильно, — перебила Лина. — Эти вещи не очень хорошие. Они как… как недостатки.
Лина не собиралась делиться с Глебом секретами, тем более таким стыдным, но зачем-то пыталась объясниться, ничего не раскрывая и не уточняя. И выходило абсурдно — она слышала себя и ужасалась. Какие недостатки? Воровать у людей — это она только что назвала недостатком.
— Короче, нет, забей, — пробормотала она, опустив глаза. — Ты просто говорил о проблемах с родителями и… да все правильно в общем-то говорил. И мой ответ на твой вопрос — нет, с мамой у меня, к счастью, все хорошо. Она беспроблемная. А так как отца нет, значит и проблем с ним тоже нет.
Лина взглянула на Глеба, чтобы убедиться в том, что такой откровенной лжи после ее нервных потуг правильно выразиться поверить трудно. Он не поверил.
— Все нормально, — сказал он. — Прости за неудобный вопрос. И что потревожил им.
Потревожил — это мягко сказано.
Лина вдруг поняла, что находится сегодня среди тех, кто имеет дело с последствиями того влияния, которые неосознанно оказывают на детей их родители, и почувствовала странное опустошение в груди. Она, в отличие от них, с этим влиянием не боролась. Она игнорировала его, не желая признавать того, что оно есть.
— Не потревожил, — возразила Лина из вежливости.
— Да, как скажешь, — легко согласился Глеб, решив не допытываться до правды. — В любом случае, надеюсь, что я не утомил тебя своей болтовней.
— Нет, я привыкла к твоей болтовне.
— Я к твоей тоже.
— Будешь скучать?
— Нет, — ухмыльнулся Глеб. — Мы же не прощаемся.
А пора было уже. И так засиделась.
И хотя Глеб вроде бы заявил, что они не прощаются в целом, оказалось, что не прощались они и на тот момент, каким бы удачным для того, чтобы улизнуть, он Лине ни показался.
После того, как он спросил, сколько ему придется отстегнуть за ее консультацию Оле, они начали спорить. Не всерьез, конечно, да и продлилось недолго, однако следом за этим развернулся новый виток диалога и… Лина честно не знала, который час, но за окном успело стемнеть.
Оля приходила еще трижды: сначала взять еще конфету и кусок колбасы, потом попить водички, а в последний раз объявилась просто так постоять у холодильника, то снимая, то возвращая на место единственный висящий там магнит с кенгуру — то есть просто греть уши пришла. В итоге она отмахнулась от Глеба, когда он попытался ее прогнать, и присела, чтобы убедить Лину поехать в отпуск, потому что их обсуждение денег закономерно привело к теме о том, на что их тратить.
Глеб выпроваживал Олю сам, а вернулся с фотоаппаратом и показал кучу неопубликованных фотографий, сделанных в его последней поездке в Канаду.
— Очень убедительно, но Аня зовет меня на Бали, — сказала Лина.
— Ну так соглашайся, — воскликнул Глеб. — Бали — замечательное место для того, чтобы найти в себе дух путешественника!
Потом он принес телефон, чтобы открыть свою галерею и отыскать там фотки балийских рисовых террас.
— Я тогда не брал фотоаппарат на отдых, чтобы не думать о работе, но неизменно возвращался с гигабайтами фоток на телефоне.
Лина ловила каждое слово и увязала все глубже.
Рассказав ей о том, что в следующий раз планирует поехать куда-нибудь в северные страны и фотографировать горы, Глеб вдруг умолк, о чем-то задумавшись, а потом попросил разложить ему карты. Лина не увидела на картах отпуска в ближайшие месяцы, стало быть, поездка в северную страну могла отложиться, но он не огорчился, чему-то ухмыльнулся и задал следующий вопрос про Леру…
Уходить домой совсем не хотелось, но Лина осознала, что загостилась очень сильно, когда все же обратила внимание на время на экране телефона Глеба. Восьмой час…
Она сложила карты, демонстративно опрокинула в себя остатки холодного чая и взяла одну из последних двух оставшихся из конфет.
Так, нет, стоп. Ее рука замерла на полпути к карману джинсов, а от лица отлила вся краска.
Это всего лишь конфета!..
— Возьму же, да? — слегка звенящим от напряжения голосом спросила она.
Глеб удивленно приподнял брови.
— Конечно.
Первым порывом было положить ее обратно, но Лина растянула губы в быстрой улыбке и все-таки донесла ее до кармана.
— Спасибо за чай и за болтовню. Но мне уже пора!
По его лицу было непонятно, рад он этому факту или не особо. Он лишь бросил взгляд на экран, чтобы тоже проверить время, и кивнул.
— Когда придешь снова его пить?
Точно. Учебные сеансы… Несмотря на то что Лина хорошо провела тут время и ничего страшного не произошло, не считая недоразумения с конфетой, больше приходить не стоило. Рано или поздно она точно что-то украдет!
— Пришли Олю ко мне.
— Не пришлю. Одна! Еще и несовершеннолетняя! Буду за нее волноваться.
Ну конечно… До Лины отсюда шел прямой автобус, который высадил бы сестру почти перед подъездом ее дома, но Глеб вдруг включил ответственного и опекающего братца.