— Буду ждать с нетерпением, — с улыбкой в голосе сказал Глеб.
Лина разблокировала погасший экран и, снова наткнувшись на свое фото, ощутила легкий укол совести.
Рано или поздно Глебу снова должна выпасть Жрица.
Лина отключила громкую связь и приложила телефон к уху, чтобы слышать его лучше. Но пока она собиралась эгоистично радоваться жизни и делать вид, что не добавит к его Жрице в пару еще и Башню…
Глава 20. Восьмерка Пентаклей
Восьмерка Пентаклей: неспешное продвижение, серьезные намерения, созидание, приобретение новых умений, терпение, внимание к деталям.
Оля сказала, что не удивится, если Глеб будет тормозом в отношениях, но у Лины бы язык не повернулся назвать его так.
Он просто не торопился. Возможно, потому что действительно хотел выстраивать отношения, а не бросаться в омут с головой. За полтора месяца до нового года он пригласил ее на три свидания: в кино, на каток и внезапно в книжный клуб, где собрались люди от пятнадцати до шестидесяти шести лет, чтобы обсудить “Сияние” Кинга. Оказалось, что почти всех там он знал, потому что регулярно заглядывал туда и был известен всем как тот, кто ничего не дочитывает.
— Хитрый засранец, — проворчал пожилой мужчина, похожий на профессора. — Он в совершенстве познал искусство рассуждать о книгах, которые не читал.
— Зато я читал книгу с таким названием, поэтому и познал, — ухмыльнулся Глеб.
Лина сомневалась, что он хоть что-то запомнил из того, что она читала ему перед сном, но он точно понял разницу между книгой и кино — и этого оказалось достаточно, чтобы активно участвовать в беседе и мастерски делать вид, что он все знает.
Сама Лина поначалу больше помалкивала и слушала, но когда все начали зачитывать какие-то интересные или спорные отрывки, настал ее час блистать.
— Лина, вам бы книжки озвучивать! — похвалили ее.
Она смутилась, а Глеб переплел ее пальцы со своими и, наклонившись к ней, прошептал на ухо, что первым скупил бы все аудикниги в ее озвучке. Это было очень приятно, хотя к идее Лина отнеслась с некоторым сомнением.
Получив одобрение, она воодушевилась и влилась в беседу.
Самым удивительным и прекрасным было то, что именно в такой неожиданной обстановке Лина узнала Глеба больше всего, потому что, ко всему прочему, это был еще и клуб сплетников.
Во время обсуждения он держался тихо, никого не перебивал, но когда очередь доходила до него, пускался в долгие монологи, в которых удивительным образом маневрировал мимо сюжета и его деталей и умудрялся найти проблему и соорудить из нее общий спор, который охотно поддерживали все участники. Местами Глеб вел себя как человек, который считает, что занавески у автора книги синие неспроста — по нему плакал гуманитарный факультет.
В результате одного из обсуждений Лина услышала очень важную для себя вещь: его четкое и отрицательное мнение относительно алкоголизма. Вздох облегчения еще никогда не был таким восхитительно-безмятежным.
Все три свидания ей понравились, и она чувствовала себя как в дурацком ромкоме, от которого скрипит сахар на зубах. Она была в восторге.
Этих трех раз было бы, разумеется, недостаточно, если бы из-за фотосессий, которые Глеб старался организовывать минимум раз в неделю, они не виделись намного чаще: иногда где-нибудь в кафе, иногда он заскакивал вечером к ней с кучей заметок, а один раз вытащил ее в парк и, пока она пила горячий шоколад, рассказывал, как понял разницу между тузами, и делился мыслями насчет того, как это запечатлеть на фотке. По его мнению, это не было свиданиями — он предпочитал называть эти встречи деловыми. После каждой он целовал ее на прощание так, что подкашивались ноги, а потом как ни в чем не бывало уходил домой, чтобы продолжить работать, и звонил только ближе к ночи — слушать сказки.
Лину такой медленный темп более чем устраивал. Это давало возможность подумать и не потерять рассудок.
Она хотела спросить про кольцо. Постоянно. Оно не давало ей покоя ни тогда, когда было предназначено другой девушке, ни теперь, когда оставалось все еще фамильным. Что сказали родственники, узнав о его потере? А может, оно нашлось? Нет, тогда он бы сказал…
Что Лина точно знала, так это то, что разговор с родителями прошел “гладко”. Настолько гладко и спокойно, что, по словам Глеба, Оля, вернувшись домой к ним, опять собрала вещички и поехала обратно к нему. И тут он выражать свое недовольство уже не мог.
— Меня давно не ругают и осуждают молча, — мрачно пояснил он. — Но ей достается, когда матери нужно выплеснуть негодование. А у отца страшный взгляд, который говорит больше, чем он сам.
Лина слушала об их родителях с широко раскрытыми от шока глазами и осознавала, как же сильно ей повезло. Да, неполная семья, да, некоторое дерьмо происходило в детстве, зато мама адекватная и сейчас все хорошо.
Если разговор прошел спокойно, то Глеб мог и не признаться в том, что посеял кольцо. Одно дело — выбор сына: с этим сложно смириться родителям, но ничего не поделать, когда он не живет с ними под одной крышей, но совсем другое дело — доверенная ему драгоценность! Тут же невозможно помолчать? И Глеб бы упомянул, если бы они не промолчали, да?
Всего-то и нужно было задать простой вопрос. И Лина порывалась сделать это при каждой встрече, но всякий раз, открывая рот, засматривалась на чудесные ямочки от его улыбки и захлопывала его, чтобы не портить момент. Если она спросит про кольцо, то это неизбежно приведет к необходимости рассказать о том, что у нее в сумке теперь лежит кенгуру с его холодильника. Она не чувствовала себя готовой.
— Да че такого-то? — не понимала Аня.
— Че такого?! — возмущалась Лина. — Я воровка!
— Ты же не так собираешься об этом говорить, надеюсь? Подумай над формулировкой для начала.
— Мне придется сказать, что у меня с крышей не все в порядке.
— Сейчас у всех с крышей не все в порядке, Лин. В каждой башке живут свои тараканы.
— И у тебя?
Аня странно хихикнула и подняла связку перевязанных нитью черных свеч.
— Пожалуй, меня радует тот факт, что ты наконец признаешь себя ненормальной, — сказала Лина.
— Эй, это было не признание!
Она медлила. И чем дольше тянула, тем менее срочной становилась необходимость предупреждать о своей клептомании. В конце концов, она же больше ничего украла! Она проверяла. Постоянно. Впрочем, к Глебу домой она еще толком не ходила — так, пару раз забегала вместе с ним, когда планировались съемки и ему что-то нужно было забрать из своей домашней студии.
Прийти на целый вечер и ночь она собиралась тридцать первого, потому что Глеб урвал у нее частичку праздничных планов, а мама решила забить на традиционные семейные посиделки и махнула рукой, заявив, что пора уже с друзьями встречать новый год, а не с мамкой, так как мамка идет гулять с рабочим коллективом. Лина бы даже обиделась, если бы все не сложилось как нельзя удачно. Аня за неделю до праздников всегда уезжала в Румынию к родственникам, а возвращалась второго, чтобы вместе с Линой и другими общими знакомыми поехать кататься на лыжах на турбазу, как они делали ежегодно. И если Лине не приспичит украсть игрушку с елки Глеба, то все должно было пройти замечательно.
К концу года она написала черновик медитации и долго наматывала круги, раздумывая, с кем бы поделиться. Аня? Уже уехала. Глеб? Уж кто, если не он, поймет и одобрит — его ведь идея была. В итоге она почему-то не решилась, потому что вслед за этим она бы протянула телефон, чтобы дать проверить текст на ошибки. Как-то стремно.
Помощь пришла откуда не ждали.
За два дня до нового года Лина без предупреждения навестила маму и впервые попала к ней совсем не вовремя, потому что в гостях у нее был турок, имя которого она забыла. Но, кажется, пора было запоминать. Приятный мужчина в клетчатой рубашке и модных очках сидел за кухонным столом и чистил мандарины.
— Ариф, — подсказала мама Лине, оцепеневшей на пороге от такого зрелища.