— Отцветает уже хиганбана, — сказал Шино, — дорога к кладбищу красна. Но показать Джоо-чан я хотел последние медоносы.
— Это… для моих пчёл? — догадалась я. Он говорил, словно слагал хайку, но я почти привыкла к этой странности. Его фразы иногда звучали не совсем понятно, но как-то мелодично и в своём собственном ритме.
Шино кивнул.
Я чуть поколебалась, но о техниках Камизуру клану Абураме, я думаю, было известно если не всё, то многое. Сосредоточив чакру, я отдала приказ собирать нектар. Не знаю, какой мёд выйдет из хиганбаны, может, самый горький на свете, но этого могло хватить до весны. Я почти ничего не взяла с собой, так как жить мне оставалось недолго. Но… глупые надежды всегда умирают после тебя.
Из рукавов вылетел рой. Шино с нечитаемым лицом наблюдал за моими насекомыми. Может быть, он просто хочет, чтобы внутри меня не было пчёл, когда…
Но он не делал никаких движений и продолжал держать руки в карманах, а половину лица снова прятал в вороте, только капюшон не стал натягивать.
— Раз мы тут, не против ли будет Джоо-чан вместе со мной проведать товарищей и соклановцев моих?
— С-сокла… — я осеклась, так как сообразила, что он говорит о мёртвых. — Конечно. А Шино-кун… принимал участие в Четвёртой войне?..
— Да, — коротко ответил он, и мне показалось, что он не хочет об этом говорить.
Мы двинулись по тропе и через двадцать минут вышли на местное кладбище. Оно было воистину огромным.
Как оказалось, у клана Абураме был какой-то свой угол. Мёртвых было много. Шино чуть подольше постоял возле могил «Абураме Торуне» и «Абураме Муты», потом прошёл на другой край и постоял возле какого-то «Хьюга Неджи». Судя по количеству Хьюга, она или он тоже из клана. Кажется, я что-то слышала про клан Хьюга… О чём-то таком говорила Сузумебачи.
— Это старший брат подруги моей, — сказал Шино, сбив меня с мыслей, хотя я ничего не спрашивала. — На войне закрыл он её от удара смертельного. Хината-чан переживает сильно из-за того, что жива осталась, а Неджи-кун таким молодым погиб. Но я благодарен Неджи-куну, что защитил он подругу мою. Иначе был бы сильней опечален я.
Возможно, он влюблён в эту самую Хьюга Хинату?
Глава 3. Чувства
В Коноху мы вошли на исходе дня. Красные клёны, красная хиганбана, красный закат. Всё в этой деревне сегодня окрасилось для меня в этот цвет. Цвет крови, цвет огня, цвет тепла и защиты…
Из тех немногих вещей, которые я взяла с собой в Коноху, на дне котомки лежал детский талисман красной коровы — акабеко, — мне его дала мама перед тем, как… Как меня отвели в «главный улей» и во мне начал жить мой рой.
«Акабеко способна уберечь ребёнка от смерти и болезней, держи её при себе, Джоо-чан, — сказала мама. — Это сильный талисман».
Когда гигантская самка пчелы протыкала мой живот яйцеводом, чтобы отложить личинку будущей матки, я держала перед собой акабеко и думала о коровах… Просторных пастбищах, душистом разнотравье, летящих пчёлах, собирающих мёд. Молоко и мёд… Так пахла моя мама. Я её практически не помню — только запах и улыбку. Мне было восемь или семь, когда однажды она не вернулась домой, а отец стал печальным и сказал, что её больше нет. С той поры он навсегда стал хмурым, а через несколько лет я потеряла и его.
Но моя акабеко почти не утратила цвет и продолжает кивать головой, если потрогаешь мордочку. Отец однажды сказал, что мама ходила за ней в другую страну. Может быть, даже в Страну Огня: у них распространены ездовые коровы, а ещё много храмов. В Стране Земли мало пастбищ.
Из троих детей, в которых запечатали пчелиную матку, выжила лишь я, хотя Джибачи часто удивлялся, как такая слабачка могла выжить. Другие дети были сильней. Но акабеко мне помогла в тот раз. Я помню, что у меня был ещё один кузен, родной брат Сузумебачи и Джибачи, его звали «Гу» или как-то так. Он пошёл со мной в тот улей, но не вышел из него. Возможно, Джибачи не мог мне простить, что его брат не получил «клановое имя» и умер, пытаясь.
В Коноху мы попали через туннель в высокой стене, тоже, кстати, красноватой. По правую сторону, на горе, были высечены огромные людские лица. Я догадалась, что в Листе так обозначают их Каге. Хо-каге, что означает «тень Огня». Рядом с единственным женским лицом проводились новые работы. Стояли леса и, как муравьи, мельтешили люди. Видимо, у них новый правитель деревни. Цучикаге Ооноки правит Ивагакуре уже целую вечность, он всего лишь Третий Цучикаге, а в Конохе, если судить по лицам на скале, появился Шестой Хокаге.
— Клан Абураме на другой стороне деревни обитает, — сказал мне Шино. — Обогнули мы Коноху, чтобы на кладбище побывать. Сейчас по территории клана Инузука мы идём…
— Это плохо? — спросила я, оглядываясь на дома, почти скрытые кустами и деревьями. — Они могут напасть?
В Ивагакуре были общие улицы, но в кварталы, принадлежащие кланам, лучше не соваться. Могут решить, что ты шпионишь, и если ты слишком слаб, то…
— Не нападут на нас Инузука, — мне показалось, что в спокойном голосе Шино проскользнуло удивление от моего предположения. — Но…
— Эй! — внезапно раздался громкий окрик, а дорогу нам преградила просто гигантская белая собака. Таких огромных и мохнатых псов я никогда не видела. Сразу мелькнула мысль, что мои пчёлы в этой густой шерсти застрянут и существенного урона зверюге не нанесут… До того, как она перегрызёт горло.
Ну вот, погуляли по чужому кварталу…
— Киба, Акамару, рад видеть вас, — спокойно сказал Шино, и я выглянула из-за его спины.
Оказалось, что инстинктивно спряталась за него. Было очень стыдно, потому что, похоже, это были его знакомые, а я успела всякого навоображать. Да уж, мстительница… Права была Сузумебачи, я ни с чем самостоятельно не справлюсь. Пять минут в Конохе, а уже так опозорилась.
Рядом с лохматой громадиной, уже смирно сидящей на заднице, стоял загорелый крупный парень с красными клановыми татуировками на щеках. Показалось, что у него вертикальные зрачки, но, может, так увиделось, потому что меня слепили лучи уходящего солнца.
— Я учуял твой запах, когда ты вышел из восточных ворот, — сказал парень. — Кто это с тобой? Я никогда такую симпатяжку не встречал в деревне. Эй, привет, меня зовут Инузука Киба, — он резко подскочил ближе, на расстояние вытянутой руки, и я еле сдержалась, чтобы снова не юркнуть за спину Шино. — А это мой нинкен Акамару.
Пёс громко и раскатисто гавкнул, словно сказал: «Да, это я!».
Когда этот Киба подошёл ближе, то я убедилась, что глаза у него на самом деле с узкими звериными зрачками. А ещё он пошевелил носом, втягивая воздух, словно принюхивался. Мой рой воспринял это как угрозу и зашевелился. Я с трудом удерживала их в теле. Расхрабрились при Шино…
— Шино, от твоей подружки пахнет мёдом! Так ты представишь нас?
— Невеста это моя — Джоо-чан, — как-то немного зловеще сказал Шино, или так показалось потому, что его кикайчу тоже заволновались и зажужжали где-то под курткой, создавая звуковой резонанс. — Отойти на два шага назад тебе следует, Киба. А всё почему? Потому что невежливо ты ведёшь себя с Джоо-чан и границу допустимых приличий нарушаешь.
Парень с собакой как-то скривился и чуть не позеленел, но всё же отошёл от нас на требуемую дистанцию.
— Ну, извини, извини, — Киба почесал затылок, продолжая кривовато ухмыляться, — я действительно был неправ.
— Неловким был всегда друг мой Киба, — чуть повернулся ко мне Шино, — и мало знает о правилах приличия и как вести себя с девушками. Прошу извинить его, Джоо-чан.
— Н-ничего… — пробормотала я, понимая, что он ждёт какой-то реакции от меня. — В Ивагакуре… немного другие порядки, и я просто не ожидала. Извините меня, Киба-сан, — я сделала короткий поклон парню, которого Шино назвал «другом». — Ваш нинкен очень… большой и страшный.