Дед вслух удивляется: что нашла эта темпераментная девица в его тяжеловесном солидном сыне, столь строго придерживающемся принципов и железных правил этикета. Марта — из породы деда. Он хвастается тем, что ни одна немецкая девица не идет ни в какое сравнение с его невесткой, столь похожей на него. Дед относится к ней, словно это женщина его мечты. Одаряет ее дорогими подарками. Они вдвоем из одной лодки забрасывают удочки в озеро, оба смеются и шутят. Вдвоем они скачут на лошадях по полям Померании, по лесам Берлина и его окрестностей.
Дом их превращается в аптеку. Доктор Герман Цондек, знаменитый врач и в Европе и за океаном, направляет Артура к специалисту в Бреслау, пионеру нового способа удаления опухоли скатыванием кожи до ее корня. И нет нужды в коже со щеки для покрытия раны, что может исказить лицо оперируемого. Но в отличие от обычной, новая операция опасна для жизни из-за ее сложности. Марта испугана.
«Артур, ты хочешь убить ребенка?»
«Имя хирурга известно во всем мире».
«Никто не коснется ножом ее головки. Такой родилась, такой Всевышний, благословенно имя Его, хотел ее».
Артур идет на всякие уловки. Решительным голосом, столь не привычным для него, пытается привлечь отца на свою сторону.
«Да, нельзя, чтоб Марта знала», — поддерживает дед сына, поднимается с кресла, ударяет тростью по полу в поддержку своего решения. Дед взволнован будущим. Они с Артуром украдут ночью ребенка и поездом в полночь отправятся в судьбоносное путешествие, и будь что будет.
В клинике в Бреслау их ждет потрясение. Ребенок-монстр в руках врача-монстра! Голова маленького врача между высоко поднятыми плечами как бы воткнута в горб. Он с уважением обращается к пациентам и без долгих разговоров протягивает руки к ребенку, сосредоточенно ощупывает опухоль. Ноги Артура каменеют. Дед тоже замер. Они еще погружены в размышления, а больничная комната наполняется звуками радости, лопотанием и чем-то похожим на смех. Ребенок улыбается от прикосновения рук врача. Движения ручек и ножек энергичны.
«Глазки у нее очень умные», — говорит врач, проверяя координацию ребенка, купая его в ванночке. «Девочка реагирует невероятно живо. Здоровье у нее хорошее. И это увеличивает шанс, что операция пройдет удачно». Врач настроен решительно. Тельце ребенка напрягается, извивается в его руках.
«Если выживет, будет гением или идиотом», — осторожно добавляет врач. Артур видит стакан наполовину полным, его мнение решительно: «Лучше ей умереть, чем всю жизнь ходить в нечеловеческом обличье».
Жизнь в доме не вернулась в прежнее русло. К конфликту, который возник между Мартой и Артуром в связи с кражей ребенка, прибавляется новая драма. Врач и его жена, католики, душевно привязались к их темнокожему ребенку. Горбун рисует перед Артуром несколько неясную картину. Девочка, несомненно, умная, но отличается от всех. У нее не будет нормальной жизни. Никто не будет равнодушен к ее облику, и это может повредить ее развитию. Врач и его жена, которые буквально отдавали душу малышке, обращаются к Артуру с предложением. Он выслушивает его с явной благосклонностью и даже испытывает облегчение. Шесть раз беременела его любимая против его воли. Но он продолжает ее желать.
«Марта, у нас пятеро здоровых детей. Лучше ей воспитываться у специалиста», — обращается он, взывая к ее трезвому уму.
Марта дрожит всем телом:
«Я оставлю дом, если ты мне не вернешь девочку немедленно!» — голос ее пресекается.
Сенсация. Девочка Бертель указывает на белую повязку на своей голове, гордясь, что она только у нее, и занимает свое место в шумном и веселом доме. Семья возвращается в состояние покоя. С исчезновением большого шрама и снятием повязки с головки, опечалилось ее личико, словно она потеряла часть самой себя. Артур равнодушен к ее печали. Головка ее установилась симметрично на плечах, и черный шелк волос, выросших почти до ее плеч, прикрывает шрам. Его это успокаивает.
Хирург из Бреслау сказал, что она будет или гением или идиотом! Но девочка явно умна, и Артур вздыхает с облегчением. Ментальное и умственное ее развитие просто невероятно. Такого он не видел ни у одного из своих детей. Она надолго приникает к бархатным занавескам и что-то бормочет им. Если няня хочет ее оторвать от них, сопротивляется, словно в них ее живая душа. С невероятным упрямством борется с няней, чтобы та дала ей самой есть в столовой. Если что-то не по ней, она все переворачивает и крошит еду в тарелке, а на лице ее — победное выражение.