Внезапно Бертель трясет головой. Венецианское зеркало матери пугает ее. Нескладная, с гривой черных волос девочка, взирающая из глубины зеркала, отпугивает ее. «Давай, поиграем в дочки-матери», — Лотшин отгоняет от сестренки страх. Девочка растягивается на оранжевом ковре, пряча лицо в серебряный сосуд, хнычет.
«Тебя зовут к столу поесть, — говорит Лотшин, — а ты не можешь оторваться от книги! Вся семья за обеденным столом, а ты куда-то пропадаешь». «Мама» Лотшин строго отчитывает дочь. Девочка молчит и почти не дышит. «Бертель, игра закончилась. Возвращайся к жизни», — провозглашает Лотшин и покидает вместе с девочкой комнату. Отец не должен знать, что чья-то нога ступала в «Святую святых» покойной матери.
Отец наказал хранить одежды, вещи, драгоценности и предметы парфюмерии — любую мелочь, принадлежавшую ей. Фриде вручил он на хранение ключи от комнат покойной с единственной целью — следить за чистотой и вовремя удалять пыль.
Но малышка Бертель нарушает границы и проникает в запрещенные отцом места. В комнате матери сидит в одиночестве перед большими зеркалами и не решается в них заглядывать. Отдергивает руки от парфюмерного столика, от подноса с украшениями. И тут начинается большое веселье. Бесы, ведьмы, голоса и разноцветные привидения врываются в комнату, кружась в нескончаемом танцем, пугая трубными звуками. «Бертель!» — голос привидения сотрясает стены комнаты. Бумба, с криком, вырывается из укрытия. Фрида бежит на крик, хватает Бертель за загривок, выволакивает нарушительницу из спальни покойной.
Бертель замыкается в себе. Фрида не понимает, какой душевный урон она наносит малышке. Из-за Фриды добрые голоса исчезают. Злые же голоса заполняют ее сны, уносят ее в неизвестные дали, она произносит невпопад странные фразы, вызывающие смех у домочадцев. Говорят, что своими странностями она походит на дядю Альфреда, чудаковатого профессора.
И тут происходит нечто странное и пугающее. Девочка напугала Фриду. Она записала для отца бредовые видения, которые вертелись у нее в мозгу.
«Бертель», — отец обращает на нее непривычно мягкий взгляд, — не торопись взрослеть. Займись играми, а не взрослыми мыслями».
Лотшин пытается тронуть его сердце:
— У Бертель слабый впечатлительный характер. Она думает, что ты ее ненавидишь.
Отец отвечает ей откровенно:
— Ее черные глаза приносят мне боль. Словно на меня смотрят глаза ее матери. Я не могу это выдержать.
— Ты обязан это преодолеть.
— Береги свою сестру.
Обычно он удобно устраивался в своем кожаном кресле, покрыв колени тигриной шкурой, а Марта следила за ним печально и задумчиво с двух портретов на стене — в золотой и кожаной коричневой рамках. Бертель беспокоит его: она единственная из детей, кто хочет знать своих бабку и деда из польского Кротошина. Он уклоняется от ее просьбы. Никак не может простить тестю и теще то, что они отказались от дочери.
Он, жестко придерживающийся порядка и дисциплины, со стороны наблюдает за тем, как растут его дети — в атмосфере вольности и вседозволенности.
Лоц и Бумба заперли дядю Мартина в туалете и, слыша его крики о помощи, хохотали. Бумба, его любимчик, не получил основ правильного воспитания. Бертель всегда выглядит неряшливой, ходит с гривой нечесаных волос, в запятнанной одежде, ее ногти не подстрижены. Фрида жалуется на то, что девочка не моется, не чистит зубы, прячется по темным углам, уединяется и молчит. Артур хочет послать младших детей в элитный интернат в Англии или Швейцарии. Дед встал на дыбы: «Прекрати эти разговоры, Артур, ни один ребенок не покинет этот дом!»
Гейнц и Лотшин по-прежнему сердятся. Они считают, что отец, который бросил детей в скорбные дни траура, а затем вернулся с новой женой, даже не поставив их в известность о таком важном событии, потерял право указывать им, как жить. Взрослые дети не простят ему отчужденность. Дед оставил свою усадьбу, приняв на себя обязанности отца. Гейнц стал его правой рукой в управлении сталелитейной фабрикой. Лотшин была вынуждена оставить учебу в гимназии и заняться домашним хозяйством. Теперь она помогает Фриде в воспитании младших детей. Кудрявые сестры-близнецы считают, что могут жить так, как им хочется.
Фрида, воспитавшая и Артура, и его детей, теперь свысока смотрит на берлинский плебс. Один раз в год она наряжается, запахивает полог роскошной меховой шубы, подаренной ей к Рождеству, и с чувством собственного достоинства отправляется на шикарном автомобиле в сопровождении хозяина дома в банк. Она не становится в очередь у окошка кассира. Дед заранее сообщает об их визите. Его товарищ, управляющий банком, сам торжественно встречает его и госпожу Фриду. Он принимает ее согласно правилам поведения с дамами высшего света. Он ведет ее в свой офис, чтобы принять годовое жалование и вручить ей финансовый отчет о скопившемся за многие годы капитале. Фрида вовсе не испытывает волнения при виде внушительных сумм и, как обычно, говорит: «Так или иначе, я все завещаю детям».